Аналогии в "капитанской дочке" и реальных событиях пугачевщины. Каким было войско Пугачёва

Вступление

Ко второй половине 17 века крепостничество вступило в стадию своего зенита. Вслед за изданием Уложения 1649 года усилилась тенденция к самораскрепощению крестьян - стихийно и принимавшее порой угрожающие размеры бегство их на окраины: в Заволжье, Сибирь, на юг, в места казачьих поселений, возникших еще в 16 веке и теперь ставших центрами концентрации наиболее активных слоев несвободного населения. Государство, стоявшее на страже интересов господствующего класса феодалов, организовывало массовые розыски беглых и возвращало их прежним владельцам. В 50-60-х годах 17 века неудачные опыты казны, война России с Речью Посполитой за воссоединение Украины с Россией, усугубили назревавшее недовольство. Уже проницательные современники ясно видели существенные черты нового. Бунташный век - такую оценку давали они своему времени. В самом начале этого века страну потрясла первая Крестьянская война, достигшая наивысшего подъема в 1606-1607 гг., когда во главе восставших - крестьян, холопов, городской бедноты - встал Иван Исаевич Болотников. С большим трудом и немалым напряжением сил феодалы подавили это массовое народное движение. Однако за ним последовали: выступление, возглавленное монастырским крестьянином Балашом; волнения в войсках под Смоленском; более 20 городских восстаний, прокатившихся в середине века по всей стране, начиная от Москвы (1648 г.) ; восстания в Новгороде и Пскове (1650 г.) ; медный бунт (1662 г.) , местом действия которого вновь становится столица, и, наконец, Крестьянская война Степана Разина.

Восстание Емельяна Пугачева (1773-1775 гг.)

В крестьянской войне под предводительством Пугачёва принимали участие разнообразные слои тогдашнего населения России: крепостные крестьяне, казаки, различные нерусские народности.

Вот как Пушкин описывает Оренбургскую губернию, в которой и проходили события “Капитанской дочки” : “Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении. Крепости были выстроены в местах, признанных удобными, и заселены по большей части казаками, давнишними обладателями яицких берегов. Но яицкие казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными поданными. В 1772 году произошла возмущение в их главном городке. Причиною тому были строгие меры, предпринятые генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к должному повиновению. Следствием было варварское убиения Траубенберга, своевольная перемена в управлении и, наконец, усмирении бунта картечью и жестокими наказаниями” .

Вот описание Пугачёва, которое дает ему Пушкин: “... он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок” .

Надо сказать, что за несколько лет до появления Петра Федоровича были волнения среди яицких казаков. В январе 1772 года здесь вспыхнуло восстание. Восстание было жестоко подавлено - это было эпилогом восстанию Пугачева. Казачество ждало случая, чтобы снова взяться за оружие. И случай представился.

22 ноября 1772 года Пугачев с попутчиком приехал в Яицкий городок и остановился в доме Дениса Степановича Пьянова. Там Пугачев по секрету раскрывается Пьянову в том, что он Петр III.

Пугачев предлагает уйти от притеснений властей в турецкую область. Пьянов поговорил с хорошими людьми. Решили подождать до рождества, когда казаки соберутся на багренье. Тогда они и примут Пугачева. Но Пугачев был схвачен, его обвинили в том, что он хотел увести яицких казаков на Кубань. Пугачев все категорически отрицал. Пугачева отправили в Симбирск, оттуда в Казань, где в январе 1773 года посадили в тюрьму. Откуда Пугачев, опоив одного солдата и подговорив другого, сбежал. По моему мнению, начало “Капитанской дочки” как раз связано с тем периодом жизни Пугачёва, когда он возвращается из тюрьмы. В конце лета 1773 года Пугачев уже был дома у своего знакомого Оболяева. Возможно, трактирщик в “Капитанской дочке” и есть Оболяев. Вот отрывок из повести, во время встречи трактирщика и Пугачева: “Хозяин вынул из стаца штоф и стакан, подошел к нему и, взглянув ему в лицо - Эхе, - сказал он, - опять ты в нашем краю! Отколе бог принес?

Вожатый мой мигнул значительно и отвечал поговоркой: “В огород летал, конопли клевал; швырнула бабушка камешком - да мимо. Ну а что ваши?” - Да что наши! - отвечал хозяин, продолжая иносказательный разговор. - Стали, было к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в гостях, черти на погосте.

Молчи, дядя, - возразил мой бродяга, - будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А теперь (тут он мигнул опять) заткни топор за спину: лесничий ходит...” .

Далее Пушкин от имени главного героя расшифровывает эту “воровскую речь” : “Я ничего не мог тогда понять из этого воровского разговора; но после уж догадался, что речь шла о делах Яицкого войска, в то время только что усмиренного после бунта 1772 года” . Пребывание Емельяна Пугачева у Оболяева и посещение им Пьянова не остается без последствий. Пошли слухи, что государь находится у Пьянова в доме. Власти посылали для поимки опасного беглеца престойные команды, но всё было безуспешно.

Надо сказать, что вообще-то казакам было безразлично, выступает ли перед ними подлинный император Петр Федорович или донской казак, принявший его имя. Важно было, что он становился знаменем в их борьбе за свои права и вольности, а кто он на самом деле - не все равно ли? Вот отрывок из разговора Пугачева и Гринева: “... - Или ты не веришь, что я великий государь? Отвечай прямо.

Я смутился: признать бродягу государем был не в состоянии: это казалось мне малодушием непростительным. Назвать его в глаза обманщиком - было подвергнуть себя погибели; и то, на что был я готов под виселицею в глазах всего народа и в первом пылу негодования, теперь казалось мне бесполезной хвастливостью... Я отвечал Пугачеву: “Слушай; скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я в тебе признать государя? Ты человек смышленный: ты сам увидел бы, что я лукавствую” .

Кто же я таков по твоему разумению?

Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку.

Пугачев взглянул на меня быстро. “Так ты не веришь, - сказал он, - чтоб я был государь Петр Федорович? Ну добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька” .

Смелость Пугачева, его ум стремительность, находчивость и энергия завоевали сердца всех, кто стремился сбросить с себя гнет крепостничества. Вот почему народ поддержал недавнего простого донского казака, а теперь императора Федора Алексеевича.

В самом начале войны при занятии Илецкого городка Пугачев впервые высказал своё мнение в отношении крестьян и дворян. Он говорил: "У бояр де села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами. Чьей собственностью должны были стать отобранные у бояр земли, было совершенно очевидно - собственностью тех, кто жил в лесах и деревнях, т.е. крестьян. Так, уже в Илецком городке Пугачев заговорил о тех самых крестьянских выгодах, которые привлекут на его сторону всю чернь бедную, а о ней он никогда не забывал. Пока что Пугачев компенсировал дворянство жалованьем, но наступит время, и он призовет крестьянство ловить, казнить и вешать дворян.

Пугачев очень стремительно начал войну. В течение недели он захватил Гниловский, Рубежный, Генварцовский и другие форпосты. Захватил Илецкий городок, взял Рассыпную, Нижне-Озерную, Татищеву, Чернореченскую крепости.

Волна Крестьянской войны заливала всё новые и новые области. Война охватила Яик и Западную Сибирь, Прикамье и Поволжье, Урал и Заяицкие степи. А сам Третий император сколачивал свою Главную армию, создавал Государственную военную коллегию. Во всем войске вводились казацкие порядки, каждый считался казаком.

Можно сказать, что 22 марта начался второй этап Крестьянской войны - начало конца армии Пугачева. Этого числа в бою с войсками генерала Голицина под Татищевой крепостью Пугачев был разбит. В плен попали видные соратники Пугачева: Хлопуша, Подуров, Мясников, Почиталин, Толкачевы. Под Уфой потерпел поражение и попал в плен Зарубин-Чека. Через несколько дней войска Голицина вступили в Оренбург. Бой под Сакмарским городком 1 апреля закончился новым поражением Пугачева. С отрядом в 500 казаков, работных людей, башкир и татар Пугачев ушел на Урал. Но Пугачев не унывал, как он сам говорил: “Народу у меня как песку, я знаю, что чернь меня с радостью примет” . И он был прав. В сражении в городе Оса Пугачев получил поражение от войск Михельсона. Начался третий, последний этап крестьянской войны. “Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием.” (А. С. Пушкин) 28 июля Пугачев обратился к народу с манифестом, в котором жаловал всех крестьян вольностью и свободой и вечно казаками, землями и угодьями, освобождал от рекрутской повинности и каких-либо налогов и податей призывал расправляться с дворянами, и обещал тишину и спокойную жизнь. В этом манифесте отразился крестьянский идеал - земля и воля. Всё Поволжье колыхало пожарищем Крестьянской войны.

12 августа на реке Пролейке войска Пугачева одержали победу над правительственными войсками - это была последняя победа восставших.

Среди казаков зрел заговор. Душой заговора являлись Творогов, Чумаков, Железнов, Федульев, Бурнов. Они совсем не думали о простом народе и “чернь содержали в презрении” . Их мечты стать первым сословием в государстве развеялись как дым. Надо было думать о собственном спасении, а сделать это было возможно ценой выдачи Пугачева.

Зная нужды и горести всей “черни бедной” , к каждой из еe групп Пугачев обращался с особыми лозунгами и указами. Казаков он жаловал не только рекой Яиком со всеми еe угодьями и богатствами, но и тем, в чем нуждались казаки: хлебом, порохом, свинцом, деньгами, “старой верой” и казацкими вольностями. Он обещал калмыкам, башкирам и казахам все их земли и угодья, государево жалованье, вечную вольность. Обращаясь к крестьянам, Пугачев жаловал их землями и угодьями, волей, освобождал от власти помещиков, которых призывал истреблять, освобождал от каких бы то ни было обязанностей по отношению к государству, обещал им вольную казацкую жизнь. Мне кажется, что именно то, что восставшие не имели перед собой четкой цели, и погубило их.

Само будущее представлялось Пугачeву и его соратникам как-то туманно в виде казацкого государства, где все были бы казаками, где не стало бы ни налогов, ни рекрутчины. Где найти деньги, необходимые государству? Пугачeв считал, что “казна сама собой довольствоваться может” , а как это произойдет - неизвестно. Место рекрутчины займут “вольно желающие” , установится вольная торговля солью - “вези кто куда хочет” . Манифесты, указы и обращения Пугачева пронизывают неясные мечты о воле, труде, равенстве, справедливости. Все должны получить равные “пожалования” , все должны быть вольными, все равны, “малые и большие” , “рядовые и чиновные” , “вся чернь бедная” , “как россияне, так и иноверцы” : “мухаметанцы и калмыки, киргизцы и башкиры, татары и мишари, черемисы и поселенные на Волге саксоны” , у всех должна быть “спокойная в свете жизнь” без какого бы то ни было “отягощения, общий покой” .

Крестьянская война 1773-1775 гг. была самой мощной. В ней участвовали сотни тысяч человек. Охваченная ею территория простиралась от Воронежско-Тамбовского края на Западе до Шадринска и Тюмени на востоке, от Каспия на юге до Нижнего Новгорода и Перми на севере. Эта крестьянская война характеризовалась более высокой степенью организованности восставших. Они копировали некоторые органы государственного управления России. При “императоре” существовали штаб, Военная коллегия с канцелярией. Главное войско делилось на полки, поддерживалась связь, в том числе посылкой письменных распоряжений, рапортов и других документов.

Крестьянская война 1773-1775 гг. несмотря на небывалый размах, представляла собой цепь самостоятельных, ограниченных определенной местностью восстаний. Крестьяне редко покидали пределы своей деревни, волости, уезда. Крестьянские отряды, да и главное войско Пугачeва по вооружению, выучке, дисциплине намного уступало правительственной армии.

Заключение Что же такое Крестьянские войны? Справедливая крестьянская кара угнетателям и крепостникам? Гражданская война в многострадальной России, в ходе которой россияне убивали россиян? Русский бунт, бессмысленный и беспощадный? Каждое время даёт на эти вопросы свои ответы. По-видимому, любое насилие способно породить насилие ещe более жестокое и кровавое. Безнравственно идеализировать бунты, крестьянские или казачьи восстания (что между прочим делали в нашем недавнем прошлом) , а также гражданские войны, поскольку, порождeнные неправдами и лихоимством, несправедливостью и неуeмной жаждой богатства, эти восстания, бунты и войны сами несут насилие и несправедливость, горе и разорение, страдания и реки крови...

"Каптанская дочка" - взгляд великого поэта на царствование Екатерины. Но само понятие "русский бунт" немного преувеличено. Чем немецкий или английский лучше? Одинаково омерзительны. Другое дело - природа бунта здесь, в России, может быть, немного другая: русский бунт возможен как следствие безнравственности власти. Когда власть безнравственна, появляются некие авантюристы, сама верхушка дает им тайные лазейки.

Убийство Петра III открыло дорогу многочисленным лжепетрам, одним из которых стал Пугачёв. Вранье, убийства, порок, которые идут сверху, порождают жажду порока в массе, то есть масса деформируется. И в её недрах находится артистичная личность, вождь, который берется играть чужую роль. А зрелище в итоге одно - насилие, кровь - любимый российский спектакль. Эти лжевожди всегда знают, что народу нужно: они выпускают пары всеми подручными способами, гальванизируют в людях самое жестокое, мрачное, дьявольское. И наш тихоня народ превращается в т-а-а-кую сволочь! А кончится всё такой же ответной гипертрофированной жестокостью государства, которое не перестает быть аморальным, потому что с него все началось, им же, как правило, и заканчивается.

Я думаю, что Пушкин хотел сказать: “Смотрите и одумайтесь, даже если власть безнравственна, грядущий бунт, в любом случае - катастрофа для нации” .

Список литературы

1) Лимонов Ю. А. Емельян Пугачев и его соратники.

2) Пушкин А. С. Капитанская дочка.

3) Рознев И. Яик перед бурей.

4) Сахаров А. Н., Буганов В. И. История России с древнейших времен до конца 17 века.

Глава 5. Любовь.
1)Раскажите, какие черты характера проявили герои во взаимоотношениях друг с другом. Какой смысл вкладывает автор в народную песню - эпиграф?
2)Что можно сказать о Швабрине?
3)Как вы понимаете слова Гринева о "благом потрясении"?
Глава 6. Пугачевщина.
1)Опишате губернию, котороя "обитаема была множеством полудиких народов". Можно ли считать, что этим описанием Пушкин как бы подготавлевает читателя к событиям, которые произайдут в Белогорской крепости?
2)Какие приготовления начались в крепости после получения письма от генерала?

1. Чем вызвано решение Печорина похитить Бэлу? Чем он завоевал её любовь? Почему охладел к ней?

2. Какое впечатление произвела на вас исповедь Печорина Максиму Максимовичу?
3. Можно ли утверждать, что романтический пейзаж Кавказа как бы подготавливает читателей к событиям необычайным и странным? Почему?
4. Что привлекает вас в главном герое и что вызывает осуждение?

ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА!!ЛИТЕРАТУРА 8 КЛАСС

Вопросы и задания по повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка».

Анализ 1-2 главы «Сержант гвардии», «Вожатый».

1. Какое значение имеет имя главного героя?

2. В каких условиях воспитывался Петруша? В каком окружении он рос?

4. С момента отъезда из родного дома начинается второй этап формирования личности Петра Гринева. Как вы считаете, в чем изменился герой?

5. Каково отношение Савельича к вожатому? Найдите слова, выражающие это отношение.

6. Как реагирует бродяга на «барский подарок»?

7. Почему такие теплые слова говорит вожатый за неподходящий ему тулуп?

8. Что такое милосердие?

9. Почему Гринева застал буран в степи?

10. Каково символическое значение бурана?

11. Какое значение имеет сон Гринева?

Анализ 3 главы «Крепость»

1. Как охарактеризовал капитана Миронова генерал, старинный товарищ Гринева-отца Андрей Карлович?

2. Каким впервые предстает перед Гриневым (и читателем) комендант крепости, капитан Миронов?

3. Каковы первые впечатления Гринева от пребывания в крепости?

4. Какое впечатление при знакомстве произвел на Гринева Швабрин?

5. Почему на обеде у Мироновых Гринев смотрел на Машу «с предубеждением»?

6. Дайте комментарий к эпиграфам главы.

Анализ главы 4 «Поединок»

1. Кто и почему распоряжается в крепости?

2. Как и почему изменилось мнение Гринева о капитанской семье?

3. Чем занимается Гринев в крепости?

4. Хороши ли, по-вашему, «стишки» Гринева? Прав ли Швабрин, издеваясь над ним?

ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА!!!

Помогите пожалуйста ответить на вопросы о рассказе Шолохова Судьба человека 1. Можно ли считать личность Андрея Соколова героической? 2.Изменился ли герой

В начале главы Пушкин дает подробное описание поло­жения, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773 года. Она была населена множеством полудиких народов, они часто устраивали возмущения, так как недавно признали владычество российских государей. Он не привыкли к законам, отличались легкомыслием и жестокостью. Но и казаки, кото­рые должны были охранять порядок, сами были небезопасны для правительства: казаков всегда отличало свободолюбие, не­способность подчиняться. Ужесточение мер генерал-майором Таубенбергом привело к бунту с их стороны.

Это повествование подготавливает читателя к тому, что про­изойдет дальше: в такой обстановке волнения могли вспыхнуть в любой момент.

Те приготовления, которые начались в крепости после получения письма генерала, заключались в следующем: было проведено совещание, начали чистить пушку, которая уже дав­но превратилась в урну. Было решено усилить дозоры и карау­лы. Описание приготовлений вызывает улыбку у читателя, так как эти приготовления строятся вокруг хитрости Ивана Кузь­мича, не желавшего открывать тайны жене, и любопытства Ва­силисы Егоровны, которая во что бы то ни стало хотела узнать, в чем суть происходящего. Так автор еще раз подчеркивает, что крепость очень слабо защищена.

Глоссарий:

        • опишите губернию которая обитаема была множеством полудиких народов
        • какие приготовления начались в крепости после получения письма от генерала
        • капитанская дочка план 6 главы
        • план 6 главы капитанской дочки
        • какие приготовления начались в крепости после получения письма

(Пока оценок нет)

Другие работы по этой теме:

  1. Глава VII. Приступ Этот эпиграф предупреждает читателя о грустных событи­ях, которые последуют далее. В этой главе рассказывается о многочисленных казнях, которые произвел Пугачев. Автор со­чувствует...
  2. Глава III. Крепость Что представляли собой Белгородская крепость, порядки, заведенные в ней? Белгородская крепость – это деревушка, окруженная бревен­чатым забором. Всё имело довольно неприглядный вид:...
  3. Глава II. Вожатый Почему глава начинается народной песней? Это эпиграф к главе, в котором отражено основное содержа­ние главы, а также авторская оценка происходящего. Через эту...
  4. Глава V. Любовь Расскажите, какие черты характера проявили герои во вза­имоотношениях друг с другом? История дуэли помогла героям осознать любовь. В Марье Ивановне проявляется настоящий...

А.С.Пушкин Роман «Капитанская дочка».

Анализ 7 главы «Приступ».

Новик Н.Г., учитель русского языка и литературы ГБОУ АО «Вычегодская СКОШИ».


Задачи:

образовательные :

  • способствовать вчитыванию учащихся в повесть А. С. Пушкина и её осмыслению углубить понимание идейно - художественного богатства повести, учить разгадывать замысел автора, хорошо ориентироваться в тексте; выяснить мотивировку поступков героев; осмыслить место и роль эпизода; обучать умению видеть основную мысль текста, вести самостоятельную поисковую деятельность.

Добрый день! Мы сегодня снова будем читать,

Выводы делать и рассуждать.

А чтобы урок пошёл каждому впрок,

Активно включайся в работу, дружок!


Учимся понимать текст

Творческая работа

  • Сообщения учащихся.

Учимся понимать текст

Творческая работа

1- ученик. Обширная и богатая Оренбургская губерния обитаема была множеством полудиких народов. Они часто поднимали восстание. Поэтому российское правительство принимало меры для удержания их в повиновении.


Учимся понимать текст

Творческая работа

2 – ученик: Для этого были выстроены крепости и заселены казаками, которые должны были охранять спокойствие и безопасность края. Но в 1772 году произошло возмущение яицких казаков в их главном городе. Бунт усмирили, но мятежники выжидали удобного случая для возобновления беспорядков.


Словарная работа:

  • Стоять в ружьё – быть в боевой готовности.
  • Ранг – чин, звание.
  • Присяжные – здесь: присягнувшие, принявшие присягу.
  • Сайдак – лук с колчаном и стрелами.
  • Вор – здесь: разбойник, изменник.
  • Великодушный – здесь: человек, обладающий величием души .

Повторить понятия «басня», «мораль», «аллегория»,


Учимся понимать текст

Творческая работа

  • Работа в группах

- Опишите губернию, которая «обитаема была множеством полудиких народов».


Учимся понимать текст

- Как понимаете название главы «Приступ»?

Приступ – атака, штурм


Учимся понимать текст

- Почему Марья Ивановна не смогла уехать в Оренбург?

- Кого увидел П.Гринёв недалеко от крепости?

- С какими словами обратился комендант к солдатам?

- О ком больше всего переживал П.Гринёв?

- Каким было войско Пугачёва?


Физкультминутка

Вновь у нас физкультминутка, Наклонились, ну-ка, ну-ка! Распрямились, потянулись, А теперь назад прогнулись.

Голова устала тоже. Так давайте ей поможем! Вправо-влево, раз и два. Думай, думай, голова.

Хоть зарядка коротка, Отдохнули мы слегка.


Учимся понимать текст

- Почему так быстро удалось Пугачёву взять крепость?

- Как вели себя немногочисленные защитники крепости?


Учимся понимать текст

- Каким увидел Пугачёва Гринёв во вторую встречу?

- Как приняли смерть Иван Кузьмич, Иван Игнатьич, Василиса Егоровна?


Учимся понимать текст

Творческая работа.

«Приступ»?


Учимся понимать текст

Творческая работа.

  • Проявление, каких черт Пугачева, мы наблюдаем в главе VII

«Приступ»?

- Жестокость - "Унять старую ведьму!",

- беспощадность - "Вешать его!",

- милосердие , благодарность - за тулуп или за БРАТА? - сохранил жизнь Гринёву.


ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ

Отвечать на вопросы по 7 главе «Приступ».


Рефлексия

хорошо усвоил

отлично усвоил и могу применить на практике

усвоил хорошо,

но есть вопросы

многое непонятно

Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывати.


Прежде нежели приступлю к описанию странных происшествий, коим я был свидетель, я должен сказать несколько слов о положении, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773 года. Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении. Крепости выстроены были в местах, признанных удобными, заселены по большей части казаками, давнишними обладателями яицких берегов. Но яицкие казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными подданными. В 1772 году произошло возмущение в их главном городке. Причиною тому были строгие меры, предпринятые генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к должному повиновению. Следствием было варварское убиение Траубенберга, своевольная перемена в управлении и, наконец, усмирение бунта картечью и жестокими наказаниями. Это случилось несколько времени перед прибытием моим в Белогорскую крепость. Все было уже тихо или казалось таковым; начальство слишком легко поверило мнимому раскаянию лукавых мятежников, которые злобствовали втайне и выжидали удобного случая для возобновления беспорядков. Обращаюсь к своему рассказу. Однажды вечером (это было в начале октября 1773 года) сидел я дома один, слушая вой осеннего ветра и смотря в окно на тучи, бегущие мимо луны. Пришли меня звать от имени коменданта. Я тотчас отправился. У коменданта нашел я Швабрина, Ивана Игнатьича и казацкого урядника. В комнате не было ни Василисы Егоровны, ни Марьи Ивановны. Комендант со мною поздоровался с видом озабоченным. Он запер двери, всех усадил, кроме урядника, который стоял у дверей, вынул из кармана бумагу и сказал нам: «Господа офицеры, важная новость! Слушайте, что пишет генерал». Тут он надел очки и прочел следующее:


Капитану Миронову.

По секрету.

Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев, учиня непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства. Того ради, с получением сего, имеете вы, господин капитан, немедленно принять надлежащие меры к отражению помянутого злодея и самозванца, а буде можно и к совершенному уничтожению оного, если он обратится на крепость, вверенную вашему попечению». — Принять надлежащие меры! — сказал комендант, снимая очки и складывая бумагу. — Слышь ты, легко сказать. Злодей-то, видно, силен; а у нас всего сто тридцать человек, не считая казаков, на которых плоха надежда, не в укор буди тебе сказано, Максимыч. (Урядник усмехнулся.) Однако делать нечего, господа офицеры! Будьте исправны, учредите караулы да ночные дозоры; в случае нападения запирайте ворота да выводите солдат. Ты, Максимыч, смотри крепко за своими казаками. Пушку осмотреть да хорошенько вычистить. А пуще всего содержите все это в тайне, чтоб в крепости никто не мог о том узнать преждевременно. Раздав сии повеления, Иван Кузмич нас распустил. Я вышел вместе со Швабриным, рассуждая о том, что мы слышали. «Как ты думаешь, чем это кончится?» — спросил я его. «Бог знает, — отвечал он, — посмотрим. Важного покамест еще ничего не вижу. Если же...» Тут он задумался и в рассеянии стал насвистывать французскую арию. Несмотря на все наши предосторожности, весть о появлении Пугачева разнеслась по крепости. Иван Кузмич, хоть и очень уважал свою супругу, но ни за что на свете не открыл бы ей тайны, вверенной ему по службе. Получив письмо от генерала, он довольно искусным образом выпроводил Василису Егоровну, сказав ей, будто бы отец Герасим получил из Оренбурга какие-то чудные известия, которые содержит в великой тайне. Василиса Егоровна тотчас захотела отправиться в гости к попадье и, по совету Ивана Кузмича, взяла с собою и Машу, чтоб ей не было скучно одной. Иван Кузмич, оставшись полным хозяином, тотчас послал за нами, а Палашку запер в чулан, чтоб она не могла нас подслушать. Василиса Егоровна возвратилась домой, не успев ничего выведать от попадьи, и узнала, что во время ее отсутствия было у Ивана Кузмича совещание и что Палашка была под замком. Она догадалась, что была обманута мужем, и приступила к нему с допросом. Но Иван Кузмич приготовился к нападению. Он нимало не смутился и бодро отвечал своей любопытной сожительнице: «А слышь ты, матушка, бабы наши вздумали печи топить соломою; а как от того может произойти несчастие, то я и отдал строгий приказ впредь соломою бабам печей не топить, а топить хворостом и валежником». — «А для чего ж было тебе запирать Палашку? — спросила комендантша. — За что бедная девка просидела в чулане, пока мы не воротились?» Иван Кузмич не был приготовлен к таковому вопросу; он запутался и пробормотал что-то очень нескладное. Василиса Егоровна увидела коварство своего мужа; но, зная, что ничего от него не добьется, прекратила свои вопросы и завела речь о соленых огурцах, которые Акулина Памфиловна приготовляла совершенно особенным образом. Во всю ночь Василиса Егоровна не могла заснуть и никак не могла догадаться, что бы такое было в голове ее мужа, о чем бы ей нельзя было знать. На другой день, возвращаясь от обедни, она увидела Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки тряпички, камушки, щепки, бабки и сор всякого рода, запиханный в нее ребятишками. «Что бы значили эти военные приготовления? — думала комендантша, — уж не ждут ли нападения от киргизцев? Но неужто Иван Кузмич стал бы от меня таить такие пустяки?» Она кликнула Ивана Игнатьича, с твердым намерением выведать от него тайну, которая мучила ее дамское любопытство. Василиса Егоровна сделала ему несколько замечаний касательно хозяйства, как судия, начинающий следствие вопросами посторонними, дабы сперва усыпить осторожность ответчика. Потом, помолчав несколько минут, она глубоко вздохнула и оказала, качая головою: «Господи боже мой! Вишь какие новости! Что из этого будет?» — И, матушка! — отвечал Иван Игнатьич. — Бог милостив: солдат у нас довольно, пороху много, пушку я вычистил. Авось дадим отпор Пугачеву. Господь не выдаст, свинья не съест! — А что за человек этот Пугачев? — спросила комендантша. Тут Иван Игнатьич заметил, что проговорился, и закусил язык. Но уже было поздно. Василиса Егоровна принудила его во всем признаться, дав ему слово не рассказывать о том никому. Василиса Егоровна сдержала свое обещание и никому не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то потому только, что корова ее ходила еще в степи и могла быть захвачена злодеями. Вскоре все заговорили о Пугачеве. Толки были различны. Комендант послал урядника с поручением разведать хорошенько обо всем по соседним селениям и крепостям. Урядник возвратился через два дня и объявил, что в степи верст за шестьдесят от крепости видел он множество огней и слышал от башкирцев, что идет неведомая сила. Впрочем, не мог он сказать ничего положительного, потому что ехать дальше побоялся. В крепости между казаками заметно стало необыкновенное волнение; во всех улицах они толпились в кучки, тихо разговаривали между собою и расходились, увидя драгуна или гарнизонного солдата. Посланы были к ним лазутчики. Юлай, крещеный калмык, сделал коменданту важное донесение. Показания урядника, по словам Юлая, были ложны: по возвращении своем лукавый казак объявил своим товарищам, что он был у бунтовщиков, представлялся самому их предводителю, который допустил его к своей руке и долго с ним разговаривал. Комендант немедленно посадил урядника под караул, а Юлая назначил на его место. Эта новость принята была казаками с явным неудовольствием. Они громко роптали, и Иван Игнатьич, исполнитель комендантского распоряжения, слышал своими ушами, как они говорили: «Вот ужо тебе будет, гарнизонная крыса!» Комендант думал в тот же день допросить своего арестанта; но урядник бежал из-под караула, вероятно при помощи своих единомышленников. Новое обстоятельство усилило беспокойство коменданта. Схвачен был башкирец с возмутительными листами. По сему случаю комендант думал опять собрать своих офицеров и для того хотел опять удалить Василису Егоровну под благовидным предлогом. Но как Иван Кузмич был человек самый прямодушный и правдивый, то и не нашел другого способа, кроме как единожды уже им употребленного. «Слышь ты, Василиса Егоровна, — сказал он ей покашливая. — Отец Герасим получил, говорят, из города...» — «Полно врать, Иван Кузмич, — перервала комендантша, — ты, знать, хочешь собрать совещание да без меня потолковать об Емельяне Пугачеве; да лих не проведешь!» Иван Кузмич вытаращил глаза. «Ну, матушка, — сказал он, — коли ты уже все знаешь, так, пожалуй, оставайся; мы потолкуем и при тебе». — «То-то, батько мой, — отвечала она, — не тебе бы хитрить; посылай-ка за офицерами». Мы собрались опять. Иван Кузмич в присутствии жены прочел нам воззвание Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о своем намерении немедленно идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал не супротивляться, угрожая казнию в противном случае. Воззвание написано было в грубых, но сильных выражениях и должно было произвести опасное впечатление на умы простых людей. «Каков мошенник! — воскликнула комендантша. — Что смеет еще нам предлагать! Выйти к нему навстречу и положить к ногам его знамена! Ах он собачий сын! Да разве не знает он, что мы уже сорок лет в службе и всего, слава богу, насмотрелись? Неужто нашлись такие командиры, которые послушались разбойника?» — Кажется, не должно бы, — отвечал Иван Кузмич. — А слышно, злодей завладел уж многими крепостями. — Видно, он в самом деле силен, — заметил Швабрин. — А вот сейчас узнаем настоящую его силу, — сказал комендант. — Василиса Егоровна, дай мне ключ от анбара. Иван Игнатьич, приведи-ка башкирца да прикажи Юлаю принести сюда плетей. — Постой, Иван Кузмич, — сказала комендантша, вставая с места. — Дай уведу Машу куда-нибудь из дому; а то услышит крик, перепугается. Да и я, правду сказать, не охотница до розыска. Счастливо оставаться. Пытка в старину так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ, уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия. Думали, что собственное признание преступника необходимо было для его полного обличения, — мысль не только неосновательная, но даже и совершенно противная здравому юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности. Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая. В наше же время никто не сомневался в необходимости пытки, ни судьи, ни подсудимые. Итак, приказание коменданта никого из нас не удивило и не встревожило. Иван Игнатьич отправился за башкирцем, который сидел в анбаре под ключом у комендантши, и через несколько минут невольника привели в переднюю. Комендант велел его к себе представить. Башкирец с трудом шагнул через порог (он был в колодке) и, сняв высокую свою шапку, остановился у дверей. Я взглянул на него и содрогнулся. Никогда не забуду этого человека. Ему казалось лет за семьдесят. У него не было ни носа, ни ушей. Голова его была выбрита; вместо бороды торчало несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали еще огнем. «Эхе! — сказал комендант, узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщиков, наказанных в 1741 году. — Да ты, видно, старый волк, побывал в наших капканах. Ты, знать, не впервой уже бунтуешь, коли у тебя так гладко выстрогана башка. Подойди-ка поближе; говори, кто тебя подослал?» Старый башкирец молчал и глядел на коменданта с видом совершенного бессмыслия. «Что же ты молчишь? — продолжал Иван Кузмич, — али бельмес по-русски не разумеешь? Юлай, спроси-ка у него по-вашему, кто его подослал в нашу крепость?» Юлай повторил на татарском языке вопрос Ивана Кузмича. Но башкирец глядел на него с тем же выражением и не отвечал ни слова. — Якши, — сказал комендант, — ты у меня заговоришь. Ребята! сымите-ка с него дурацкий полосатый халат да выстрочите ему спину. Смотри ж, Юлай: хорошенько его! Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверок, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов взял его руки и, положив их себе около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся, — тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок. Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений. Все были поражены. «Ну, — сказал комендант, — видно, нам от него толку не добиться. Юлай, отведи башкирца в анбар. А мы, господа, кой о чем еще потолкуем». Мы стали рассуждать о нашем положении, как вдруг Василиса Егоровна вошла в комнату, задыхаясь и с видом чрезвычайно встревоженным. — Что это с тобою сделалось? — спросил изумленный комендант. — Батюшки, беда! — отвечала Василиса Егоровна. — Нижнеозерная взята сегодня утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он видел, как ее брали. Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в полон. Того и гляди злодеи будут сюда. Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости, тихий и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича. Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти. С часу на час должно было и нам ожидать нападения Пугачева. Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло. — Послушайте, Иван Кузмич! — сказал я коменданту. — Долг наш защищать крепость до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если дорога еще свободна, или в отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи не успели бы достигнуть. Иван Кузмич оборотился к жене и сказал ей: — А слышь ты, матушка, и в самом деле, не отправить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтовщиками? — И, пустое! — сказала комендантша. — Где такая крепость, куда бы пули не залетали? Чем Белогорская ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся! — Ну, матушка, — возразил Иван Кузмич, — оставайся, пожалуй, коли ты на крепость нашу надеешься. Да с Машей-то что нам делать? Хорошо, коли отсидимся или дождемся сикурса; ну, а коли злодеи возьмут крепость? — Ну, тогда... — Тут Василиса Егоровна заикнулась и замолчала с видом чрезвычайного волнения. — Нет, Василиса Егоровна, — продолжал комендант, замечая, что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его жизни. — Маше здесь оставаться не гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться; даром, что ты старуха, а посмотри, что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом. — Добро, — сказала комендантша, — так и быть, отправим Машу. А меня и во сне не проси: не поеду. Нечего мне под старость лет расставаться с тобою да искать одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать. — И то дело, — сказал комендант. — Ну, медлить нечего. Ступай готовить Машу в дорогу. Завтра чем свет ее и отправим; да дадим ей и конвой, хоть людей лишних у нас и нет. Да где же Маша? — У Акулины Памфиловны, — отвечала комендантша. — Ей сделалось дурно, как услышала о взятии Нижнеозерной; боюсь, чтобы не занемогла. Господи владыко, до чего мы дожили! Василиса Егоровна ушла хлопотать об отъезде дочери. Разговор у коменданта продолжался; но я уже в него не мешался и ничего не слушал. Марья Ивановна явилась к ужину бледная и заплаканная. Мы отужинали молча и встали из-за стола скорее обыкновенного; простясь со всем семейством, мы отправились по домам. Но я нарочно забыл свою шпагу и воротился за нею: я предчувствовал, что застану Марью Ивановну одну. В самом деле, она встретила меня в дверях и вручила мне шпагу. «Прощайте, Петр Андреич! — сказала она мне со слезами. — Меня посылают в Оренбург. Будьте живы и счастливы; может быть, господь приведет нас друг с другом увидеться; если же нет...» Тут она зарыдала. Я обнял ее. «Прощай, ангел мой, — сказал я, — прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе!» Маша рыдала, прильнув к моей груди. Я с жаром ее поцеловал и поспешно вышел из комнаты.

Пугачевщина

Вы, молодые ребята, послушайте,

Что мы, старые старики, будем сказывати.

Прежде нежели приступлю к описанию странных происшествий, коим я был свидетель, я должен сказать несколько слов о положении, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773 года.

Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении. Крепости выстроены были в местах, признанных удобными, и заселены по большей части казаками, давнишними обладателями яицких берегов. Но яицкие казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными подданными. В 1772 году произошло возмущение в их главном городке. Причиною тому были строгие меры, предпринятые генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к должному повиновению. Следствием было варварское убиение Траубенберга, своевольная перемена в управлении и наконец усмирение бунта картечью и жестокими наказаниями.

Это случилось несколько времени перед прибытием моим в Белогорскую крепость. Все было уже тихо или казалось таковым; начальство слишком легко поверило мнимому раскаянию лукавых мятежников, которые злобствовали втайне и выжидали удобного случая для возобновления беспорядков.

Обращаюсь к своему рассказу.

Однажды вечером (это было в начале октября 1773 года) сидел я дома один, слушая вой осеннего ветра и смотря в окно на тучи, бегущие мимо луны. Пришли меня звать от имени коменданта. Я тотчас отправился. У коменданта нашел я Швабрина, Ивана Игнатьича и казацкого урядника. В комнате не было ни Василисы Егоровны, ни Марьи Ивановны. Комендант со мною поздоровался с видом озабоченным. Он запер двери, всех усадил, кроме урядника, который стоял у дверей, вынул из кармана бумагу и сказал нам: «Господа офицеры, важная новость! Слушайте, что пишет генерал». Тут он надел очки и прочел следующее:

«Господину коменданту Белогорской крепости

капитану Миронову.

По секрету.

Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев, учиня непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства. Того ради, с получением сего, имеете вы, господин капитан, немедленно принять надлежащие меры к отражению помянутого злодея и самозванца, а буде можно и к совершенному уничтожению оного, если он обратится на крепость, вверенную вашему попечению».

– Принять надлежащие меры! – сказал комендант, снимая очки и складывая бумагу. – Слышь ты, легко сказать. Злодей-то видно силен; а у нас всего сто тридцать человек, не считая казаков, на которых плоха надежда, не в укор буди тебе сказано, Максимыч. (Урядник усмехнулся.) Однако делать нечего, господа офицеры! Будьте исправны, учредите караулы да ночные дозоры; в случае нападения запирайте ворота да выводите солдат. Ты, Максимыч, смотри крепко за своими казаками. Пушку осмотреть да хорошенько вычистить. А пуще всего содержите всё это в тайне, чтоб в крепости никто не мог о том узнать преждевременно.

Раздав сии повеления, Иван Кузмич нас распустил. Я вышел вместе со Швабриным, рассуждая о том, что мы слышали. «Как ты думаешь, чем это кончится?» – спросил я его. «Бог знает, – отвечал он, – посмотрим. Важного покамест еще ничего не вижу. Если же…» Тут он задумался и в рассеянии стал насвистывать французскую арию.

Несмотря на все наши предосторожности, весть о появлении Пугачева разнеслась по крепости. Иван Кузмич, хоть и очень уважал свою супругу, но ни за что на свете не открыл бы ей тайны, вверенной ему по службе. Получив письмо от генерала, он довольно искусным образом выпроводил Василису Егоровну, сказав ей, будто бы отец Герасим получил из Оренбурга какие-то чудные известия, которые содержит в великой тайне. Василиса Егоровна тотчас захотела отправиться в гости к попадье и, по совету Ивана Кузмича, взяла с собою и Машу, чтоб ей не было скучно одной.

Иван Кузмич, оставшись полным хозяином, тотчас послал за нами, а Палашку запер в чулан, чтоб она не могла нас подслушать.

Василиса Егоровна возвратилась домой, не успев ничего выведать от попадьи, и узнала, что во время ее отсутствия было у Ивана Кузмича совещание и что Палашка была под замком. Она догадалась, что была обманута мужем, и приступила к нему с допросом. Но Иван Кузмич приготовился к нападению. Он нимало не смутился и бодро отвечал своей любопытной сожительнице: «А слышь ты, матушка, бабы наши вздумали печи топить соломою; а как от того может произойти несчастие, то я и отдал строгий приказ впредь соломою бабам печей не топить, а топить хворостом и валежником». – «А для чего ж было тебе запирать Палашку? – спросила комендантша. – За что бедная девка просидела в чулане, пока мы не воротились?» Иван Кузмич не был приготовлен к такому вопросу; он запутался и пробормотал что-то очень нескладное. Василиса Егоровна увидела коварство своего мужа; но, зная, что ничего от него не добьется, прекратила свои вопросы и завела речь о соленых огурцах, которые Акулина Памфиловна приготовляла совершенно особенным образом. Во всю ночь Василиса Егоровна не могла заснуть и никак не могла догадаться, что бы такое было в голове ее мужа, о чем бы ей нельзя было знать.

На другой день, возвращаясь от обедни, она увидела Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки тряпички, камушки, щепки, бабки и сор всякого рода, запиханный в нее ребятишками. «Что бы значили эти военные приготовления? – думала комендантша, – уж не ждут ли нападения от киргизцев? Но неужто Иван Кузмич стал бы от меня таить такие пустяки?» Она кликнула Ивана Игнатьича, с твердым намерением выведать от него тайну, которая мучила ее дамское любопытство.

Василиса Егоровна сделала ему несколько замечаний касательно хозяйства, как судия, начинающий следствие вопросами посторонними, дабы сперва усыпить осторожность ответчика. Потом, помолчав несколько минут, она глубоко вздохнула и сказала, качая головою: «Господи Боже мой! Вишь какие новости! Что из этого будет?»

– И, матушка! – отвечал Иван Игнатьич. – Бог милостив: солдат у нас довольно, пороху много, пушку я вычистил. Авось дадим отпор Пугачеву. Господь не выдаст, свинья не съест!

– А что за человек этот Пугачев? – спросила комендантша.

Тут Иван Игнатьич заметил, что проговорился, и закусил язык. Но уже было поздно. Василиса Егоровна принудила его во всем признаться, дав ему слово не рассказывать о том никому.

Василиса Егоровна сдержала свое обещание и никому не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то потому только, что корова ее ходила еще в степи и могла быть захвачена злодеями.

Вскоре все заговорили о Пугачеве. Толки были различны. Комендант послал урядника с поручением разведать хорошенько обо всем по соседним селениям и крепостям. Урядник возвратился через два дня и объявил, что в степи верст за шестьдесят от крепости видел он множество огней и слышал от башкирцев, что идет неведомая сила. Впрочем, не мог он сказать ничего положительного, потому что ехать далее побоялся.

В крепости между казаками заметно стало необыкновенное волнение; во всех улицах они толпились в кучки, тихо разговаривали между собою и расходились, увидя драгуна или гарнизонного солдата. Посланы были к ним лазутчики. Юлай, крещеный калмык, сделал коменданту важное донесение. Показания урядника, по словам Юлая, были ложны: по возвращении своем лукавый казак объявил своим товарищам, что он был у бунтовщиков, представлялся самому их предводителю, который допустил его к своей руке и долго с ним разговаривал. Комендант немедленно посадил урядника под караул, а Юлая назначил на его место. Эта новость принята была казаками с явным неудовольствием. Они громко роптали, и Иван Игнатьич, исполнитель комендантского распоряжения, слышал своими ушами, как они говорили: «Вот ужо тебе будет, гарнизонная крыса!» Комендант думал в тот же день допросить своего арестанта; но урядник бежал из-под караула, вероятно при помощи своих единомышленников.

Новое обстоятельство усилило беспокойство коменданта. Схвачен был башкирец с возмутительными листами. По сему случаю комендант думал опять собрать своих офицеров и для того хотел опять удалить Василису Егоровну под благовидным предлогом. Но как Иван Кузмич был человек самый прямодушный и правдивый, то и не нашел другого способа, кроме как единожды уже им употребленного.

«Слышь ты, Василиса Егоровна, – сказал он ей покашливая. – Отец Герасим получил, говорят, из города…» – «Полно врать, Иван Кузмич, – перервала комендантша, – ты, знать, хочешь собрать совещание да без меня потолковать об Емельяне Пугачеве; да лих не проведешь!» Иван Кузмич вытаращил глаза. «Ну, матушка, – сказал он, – коли ты уже все знаешь, так, пожалуй, оставайся; мы потолкуем и при тебе». – «То-то, батька мой, – отвечала она, – не тебе бы хитрить; посылай-ка за офицерами».

Мы собрались опять. Иван Кузмич в присутствии жены прочел нам воззвание Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о своем намерении немедленно идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал не супротивляться, угрожая казнию в противном случае. Воззвание написано было в грубых, но сильных выражениях и должно было произвести опасное впечатление на умы простых людей.

– Каков мошенник! – воскликнула комендантша. – Что смеет еще нам предлагать! Выйти к нему навстречу и положить к ногам его знамена! Ах он собачий сын! Да разве не знает он, что мы уже сорок лет в службе и всего, слава Богу, насмотрелись?

Неужто нашлись такие командиры, которые послушались разбойника?

– Кажется, не должно бы, – отвечал Иван Кузмич. – А слышно, злодей завладел уж многими крепостями.

– Видно, он в самом деле силен, – заметил Швабрин.

– А вот сейчас узнаем настоящую его силу, – сказал комендант. – Василиса Егоровна, дай мне ключ от анбара. Иван Игнатьич, приведи-ка башкирца да прикажи Юлаю принести сюда плетей.

– Постой, Иван Кузмич, – сказала комендантша, вставая с места. – Дай уведу Машу куда-нибудь из дому; а то услышит крик, перепугается. Да и я, правду сказать, не охотница до розыска. Счастливо оставаться.

Пытка в старину так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ, уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия. Думали, что собственное признание преступника необходимо было для его полного обличения, – мысль не только неосновательная, но даже и совершенно противная здравому юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности. Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая. В наше же время никто не сомневался в необходимости пытки, ни судьи, ни подсудимые. Итак, приказание коменданта никого из нас не удивило и не встревожило. Иван Игнатьич отправился за башкирцем, который сидел в анбаре под ключом у комендантши, и через несколько минут невольника привели в переднюю. Комендант велел его к себе представить.

Башкирец с трудом шагнул через порог (он был в колодке) и, сняв высокую свою шапку, остановился у дверей. Я взглянул на него и содрогнулся. Никогда не забуду этого человека. Ему казалось лет за семьдесят. У него не было ни носа, ни ушей. Голова его была выбрита; вместо бороды торчало несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали еще огнем. «Эхе! – сказал комендант, узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщиков, наказанных в 1741 году. – Да ты, видно, старый волк, побывал в наших капканах. Ты, знать, не впервой уже бунтуешь, коли у тебя так гладко выстрогана башка. Подойди-ка поближе; говори, кто тебя подослал?»

Старый башкирец молчал и глядел на коменданта с видом совершенного бессмыслия. «Что же ты молчишь? – продолжал Иван Кузмич, – али бельмес по-русски не разумеешь? Юлай, спроси-ка у него по-вашему, кто его подослал в нашу крепость?»

Юлай повторил на татарском языке вопрос Ивана Кузмича. Но башкирец глядел на него с тем же выражением и не отвечал ни слова.

– Якши, – сказал комендант, – ты у меня заговоришь. Ребята! сымите-ка с него дурацкий полосатый халат да выстрочите ему спину. Смотри ж, Юлай: хорошенько его!

Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверок, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов взял его руки и, положив их себе около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся, – тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок.

Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.

Все были поражены. «Ну, – сказал комендант, – видно нам от него толку не добиться. Юлай, отведи башкирца в анбар. А мы, господа, кой о чем еще потолкуем».

Мы стали рассуждать о нашем положении, как вдруг Василиса Егоровна вошла в комнату, задыхаясь и с видом чрезвычайно встревоженным.

– Что это с тобою сделалось? – спросил изумленный комендант.

– Батюшки, беда! – отвечала Василиса Егоровна. – Нижнеозерная взята сегодня утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он видел, как ее брали. Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в полон. Того и гляди, злодеи будут сюда.

Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости, тихий и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича. Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти. С часу на час должно было и нам ожидать нападения Пугачева. Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло.

– Послушайте, Иван Кузмич! – сказал я коменданту. – Долг наш защищать крепость до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если дорога еще свободна, или в отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи не успели бы достигнуть.

Иван Кузмич оборотился к жене и сказал ей: «А слышь ты, матушка, и в самом деле, не отправить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтовщиками?»

– И, пустое! – сказала комендантша. – Где такая крепость, куда бы пули не залетали? Чем Белогорская ненадежна? Слава Богу, двадцать второй год в ней проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся!

– Ну, матушка, – возразил Иван Кузмич, – оставайся, пожалуй, коли ты на крепость нашу надеешься. Да с Машей-то что нам делать? Хорошо, коли отсидимся или дождемся сикурса; ну, а коли злодеи возьмут крепость?

– Ну, тогда… – Тут Василиса Егоровна заикнулась и замолчала с видом чрезвычайного волнения.

– Нет, Василиса Егоровна, – продолжал комендант, замечая, что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его жизни. – Маше здесь оставаться не гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться; даром что ты старуха, а посмотри что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом.

– Добро, – сказала комендантша, – так и быть, отправим Машу. А меня и во сне не проси: не поеду. Нечего мне под старость лет расставаться с тобою да искать одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать.

– И то дело, – сказал комендант. – Ну, медлить нечего. Ступай готовить Машу в дорогу. Завтра чем свет ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть людей лишних у нас и нет. Да где же Маша?

– У Акулины Памфиловны, – отвечала комендантша. – Ей сделалось дурно, как услышала о взятии Нижнеозерной; боюсь, чтобы не занемогла. Господи Владыко, до чего мы дожили!

Василиса Егоровна ушла хлопотать об отъезде дочери. Разговор у коменданта продолжался; но я уже в него не мешался и ничего не слушал. Марья Ивановна явилась к ужину бледная и заплаканная. Мы отужинали молча и встали из-за стола скорее обыкновенного; простясь со всем семейством, мы отправились по домам. Но я нарочно забыл свою шпагу и воротился за нею: я предчувствовал, что застану Марью Ивановну одну. В самом деле, она встретила меня в дверях и вручила мне шпагу. «Прощайте, Петр Андреич! – сказала она мне со слезами. – Меня посылают в Оренбург. Будьте живы и счастливы; может быть, Господь приведет нас друг с другом увидеться; если же нет…» Тут она зарыдала. Я обнял ее. «Прощай, ангел мой, – сказал я, – прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе!» Маша рыдала, прильнув к моей груди. Я с жаром ее поцеловал и поспешно вышел из комнаты.

Из книги Метафизика Благой Вести автора Дугин Александр Гельевич

Из книги Иисус Христос - конец религии автора Шнепель Эрих

Глава шестая. Как относится седьмая глава послания к Римлянам к восьмой главе В сущности основная тема седьмой главы послания к Римлянам выражена окончательно в Рим.7,6, а именно окончательное освобождение от закона, чтобы всецело отдаться Иисусу Христу. Но промежуточные

Из книги Толковая Библия. Том 5 автора Лопухин Александр

7. Но Господь Бог так говорит·, это не состоится и не сбудется; 8. ибо глава Сирии - Дамаск, и глава Дамаска - Рецин; а чрез шестьдесят пять лет Ефрем перестанет быть народом; 9. и глава Ефрема - Самария, и глава Самарии - сын Ремалиин. Если вы не верите, то потому, что вы не

Из книги Священное писание. Современный перевод (CARS) автора Библия

Глава 9 Служение в земном священном шатре 1 Первое соглашение имело предписания относительно поклонения Всевышнему и святилище на земле. a 2 Был поставлен священный шатёр, и в его первом отделении находились светильник и стол со священным хлебом b; это отделение

Из книги Православие, инославие, иноверие [Очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи] автора Верт Пол В.

Глава 10 Иса Масих - окончательная жертва за грехи 1 Закон - это лишь тень тех благ, которые ожидают людей в будущем, а не сами эти блага. Поэтому исполнение Закона не может оправдать перед Всевышним тех, кто приходит, чтобы постоянно, из года в год, приносить те же самые

Из книги Теория стаи [Психоанализ Великой Борьбы] автора Меняйлов Алексей Александрович

Глава 11 О вере 1 Вера - это уверенность в том, чего мы с надеждой ожидаем, подтверждение того, чего мы не видим. 2 Наши праотцы жили такой верой и заслужили одобрение.3 Именно верой мы принимаем, что вселенная была создана по повелению Всевышнего и что всё видимое было

Из книги автора

Глава 5 Свиток и Ягнёнок 1 Потом я увидел в правой руке Сидящего на троне свиток, исписанный с обеих сторон и запечатанный семью печатями. 2 Я увидел могучего ангела, который громко спрашивал:- Кто достоин снять печати и раскрыть свиток?3 Но никто ни на небе, ни на земле, ни

Из книги автора

Глава 6 Снятие первых шести печатей 1 Я видел, как Ягнёнок открыл первую из семи печатей, и затем услышал, как одно из четырёх живых существ сказало громоподобным голосом:- Подойди!2 Я посмотрел и увидел белого коня. На нём сидел вооружённый луком всадник, которому был дан

Из книги автора

Глава 7 Сто сорок четыре тысячи человек, отмеченных печатью Всевышнего 1 Потом я увидел четырёх ангелов: они стояли на четырёх углах земли и удерживали четыре ветра земли, чтобы те не дули ни на землю, ни на море, ни на какое дерево. 2 Я увидел ещё одного ангела: он поднимался

Из книги автора

Глава 8 Снятие седьмой печати 1 Когда Ягнёнок снял седьмую печать, на небесах примерно на полчаса наступило молчание. 2 Я увидел семь ангелов, стоящих перед Всевышним, им были даны семь труб. 3 Потом подошёл ещё один ангел, державший золотой сосуд для возжигания благовоний,

Из книги автора

Глава 9 1 Затрубил пятый ангел, и я увидел звезду, упавшую с неба на землю. Звезде был дан ключ от колодца бездны. 2 Когда звезда открыла колодец бездны, оттуда поднялся дым, как из огромной печи. От дыма из колодца потемнели даже солнце и небо. 3 Из дыма вышла на землю саранча, a

Из книги автора

Глава 10 Ангел со свитком 1 Затем я увидел другого могучего ангела, спускающегося с небес. Он был окутан облаком, и над его головой сияла радуга. Его лицо было как солнце, а ноги - как огненные столбы. a 2 Ангел держал в руке маленький развёрнутый свиток. Он поставил правую

Из книги автора

Глава 11 Два свидетеля 1 Мне была дана трость для измерений, наподобие посоха, и сказано:- Встань и измерь ею храм Всевышнего, жертвенник, и посчитай тех, кто пришёл туда на поклонение. 2 Но внешний двор храма не включай и не измеряй, потому что он отдан язычникам, они будут

Из книги автора

Глава 12 Женщина и дракон 1 На небе появилось поразительное знамение - женщина, одетая в солнце, у которой под ногами была луна, а на голове - венец из двенадцати звёзд. a 2 Она была беременна и кричала от боли, потому что у неё начались родовые схватки.3 Потом на небе

"Произведение" В.Байгильдина, точнее сказать "пасквиль" на классика.

Сейчас, Что? Модно стало набрасываться на писателей, поэтов, любимых и уважаемых, когда они сами не могут постоять за себя? И выливать поток брани
в уши современников, чтобы убедить с е б я в с в о е й "гениальности"?
Ещё бы! Какое "геройство"! С А. Пушкиным "поспорить"! И одержать над гением
со всех сторон сомнительную "победу"? И этим занимается не студент, а человек,
который считает себя учёным?

ПРЕДОСТАВЛЯЕМ СЛОВО ЕМУ.

Обратите внимание,как ловко выхватывает Валентин. фразы из известного произведения.
Как ловко жонглирует словами, чтобы разжигать вражду... между русскими и башкирами или между и другими национальностями тоже?

ПАСКВИЛЬ:

"Мне стыдно за вас, Александр Сергеевич".
Рецензент: Первая фраза сразу настораживает агресивностью тона, фамильярным обращением к поэту, которого уже нет на белом свете.

Стыдно мне за вашу фразу из "Капитанской дочки".
Рецензент: за одну только фразу, не прочитав толком произведение,В.Б. злобно набрасывается на А. Пушкина, стараясь заразить и других "не добрым " отношением к поэту. Как выяснилось, ничем не подтверждным, необоснованным "обвинениям"

"Прежде нежели приступлю к описанию странных происшествий, коим я был свидетель, я должен сказать несколько слов о положении, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773 года.

Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении."

Это множество полудиких народов называлось-Башкиры.
РЕЦЕНЗЕНТ: Известно, что на той же територрии жили, точнее кочевали, и черемисы,и калмыки, и множество других племён, которые Вы объединили в одну нацию. Этот приём недостоин человека, хотя для "дикаря",-пусть и современного,-
с натяжкой и сойдёт.
Этот приём Вы изобрели для того, чтобы была одна нация, с одним языком, с одной
територией, границы которой можно раздвигать во все стороны, потесняя своих же соплеменников.
И для дикаря- не сойдёт!
"Эта ваша фраза недостойна поэта.

РЕЦЕНЗЕНТ: И СРАЗУ - ОН БРОСАЕТ ОСКОРБЛЕНИЕ ПОЭТУ век спустя? С ВЫСОТЫ своего двадцать первого Т Ы С Я Ч Е Л Е Т И Я?
А такой приём он, наверное, считает д о с т о й н ы м современного
учёного, каким, по-видимому, себя считает?

Тем более Русского поэта.
РЕЦЕНЗЕНТ: Теперь подчеркнута национальность нашего поэта. С этой фразы начинается шовинизм Б., в котором его справедливо и упрекнули.
См. ниже:Рецензия Е. В. Шуваловой.

"Именно с этой фразой..."
РЕМАРКА: не" фразой", а двумя абзацами пояснительного текста, который не может привести к стрельбе,как пытается нам внушить Д. -"... и всегда приходили цивилизаторы на Русь, чтобы ее обкультурить из пушек.
Ремарка:Непонятно, каких "цивилизаторов" имеет в виду Валентин, и на какую Русь? "...цивилизаторы на Русь"...
Ремарка:А кто кого "обкультуривал из пушек" в произведении "Капитанская дочка"

Рецензент: К этой фразе понадобилось сделать три замечания, чтобы немного разобраться, что именно изрёк В.Д.?
Но и после этого, фраза не стала яснее. С таких фраз, где намешано всего понемногу и начинается, как обыкновенно, клевета...

Он, наверное, имеет в виду Салавата Юлаева, который из п у ш е к расстреливал
своих сородичей, когда примкнул к Пугачёву, то-есть "присягнул" императору "Петру".

Отец не пожалел и сына своего,-Салавату было 19,- чтобы сохранить свою власть
над соляными приисками.Он привык продавать соль своим родичам втридорога.
Может, сын был не от "чистокровной" жены?
"Полукровные" сыновья у некоторых племён были предназначены для "жертвоприношений"

"Поэтому ваши слова являются оправданием для убийства и грабежа.
РЕЦЕНЗЕНТ: Со стороны поэта и воина Салавата Юлаева?
Читались в школе стихи Салавата.
А теперь, говорят, что не все он написал.

Да будет вам известно, Александр Сергеевич, Башкиры занимали территорию от Волги до Тобола.
РЕЦЕНЗЕНТ: А это уже откровенная ложь. Прежние границы "волжских булгар", как ещё называли себя башкиры, находились в Европе, перед горами Урал, по реке Каме
и ни о каком Тоболе не было и речи. Сейчас, к сожалению, да: небольшой участочек границы проходит по реке Тобол, но это значит, что башкиры "присвоили" под шумок себе територрию своих сородичей. Это происходило в царствование Романовых и сразу после революции, когда каждый народ сам захватывал земли, какие пожелает:
главное, запастись бумажкойот нужных людей.
Так, например, известный русский художник жил в России,а в октябре проснулся в своём доме, никуда не перезжая, за границей, в Финляндии.
Так, например, Донбасс, Луганск: русские города- стали вдруг украинскими. И теперь Украина с помощью пушек хочет себе доказать, что так оно всегда и "БулО"

РЕЦЕНЗЕНТ: Как точно определил Б. "границы"- своего?- царства: от Волги до Тобола. Предлагается провести "буферные зоны",- как это стало модно теперь,-
вдоль этих двух рек от истоков до устья?
И даже вводится новое понятие:Европейская часть Башкирии. Сделать Европу лоскутным одеялом, как при феодализме, добавив к ней Европейскую Башкирию?
Что ни город-то новое царство? На подобие княжества Лихтенштейн, начнём и Башкирию кроить на европейскую, азиатскую или бухарскую?
Но причём здесь наш поэт А. Пушкин?
И к чему Вы упомянули графа Л. Толстого?
Лев Николаевич имел там землю, на которой разводил лошадей, устраивал соревнования для башкиров на своей територрии.
Он приезжал в своё имение на Волге с дочерью Татьяной каждый год.
А когда случился голод на Волге, он устраивал бесплатные столовые для
голодающих.

"И как раз в этих границах договорились с Великим Царем Иваном Васильевичем Грозным о дружбе на взаимовыгодных условиях.

Было такое понятие -Европейская часть Башкирии.

И Лев Толстой приезжая под Самару пить кумыс-приезжал к Башкирам, а не к Русским.

Романовы утопили этот договор с Великим Царем в крови и именно это называется дикостью.

Башкиры защищали свои права и территорию -и это называется достоинством народа.

Спросите у любого младенца в Башкирском роддоме -Кто такой Салават Юлаев и он вам ответит, гордо выпрямляя спину, что это Башкирский Герой.

Это Эпохальное Имя для всего народа.

Спросите у любого Русского-Кто такой Христос?

И практически ни один из них не ответит, что это Главный Герой Русского Народа."

РЕЦЕНЗЕНТ: ЧТО ЭТО? ЕСЛИ НЕ МРАКОБЕСИЕ г-на В. Байгильдина? То, как называется
поклонение человеку,-пусть и национальному герою,-как Богу? У Башкиров так принято? Разрешите Вам не поверить, г-н Валентин Б.
Вы и русских призываете к тому же? Поклоняться каменным бабам в степях?
И национальным героям?

"В том числе и вы, Александр Сергеевич, не знали об этом, что является не половинной, а абсолютной дикостью не только для Великого Русского поэта, но и для любого образованного человека.
Рецензент:"...образованного человека" какого века? Вы пользуетесь "машиной времени"? Или хотите заставить ею пользоваться тех, кто жил в 15, 16,...,веках?

И это именно вы, должны были возвеличить в стихах нашего Русского Героя.
А делать это приходиться Башкиру и в прозе, в надежде на то, что появятся стихи и гордых внуков Славян о моем Христе.

Кто отнял земли у Башкир?
РЕЦЕНЗЕНТ: ТЕПЕРЬ начинает территориальные претензии... К КОМУ?
Ровно те, что отнял Христа у Русских.
И которые тоже сражались против этого с великими государями, а вы умудрились плюнуть и в этих диких русских.

Поэтому в следующей по тексту Дочки фразе-вы посмеетесь над самим собой.

"Крепости выстроены были в местах, признанных удобными, заселены по большей части казаками, давнишними обладателями яицких берегов. Но яицкие казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными подданными. В 1772 году произошло возмущение в их главном городке. Причиною тому были строгие меры, предпринятые генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к должному повиновению. Следствием было варварское убиение Траубенберга, своевольная перемена в управлении и, наконец, усмирение бунта картечью и жестокими наказаниями."

Оказывается яицкие казаки тоже дикари, которые должны были защищать от полудикарей - своих великих государей с пушками, виселицами и странными для русского уха фамилиями генералов.

Рецензии

"Михаил Михайлович Траубенберг (Rausch von Traubenberg; 1722-1772) - генерал-майор русской императорской армии, участник Семилетней войны 1756-1763 годов. Занимал различные военные посты в Оренбургской губернии."
Пушкин никогда ничего не придумывал. Он писал, тщательно прорабатывая документы и "фильтруя базар". Всякая критика его - от лукавого. Всякое вдумчивое, доверчивое отношение к его текстам - от Бога. И пошли бы Вы прочь со своим доморощенным национализмом - ещё будете рассуждать, что должен, а что не должен был писать Пушкин!
Е.В. Шувалова

"Пушкин никогда ничего не придумывал"-спасибо, что признали авторство Ершова, коллега.

Валентин Байгильдин

А Вы - иезуит, однако! Авторство Ершова я не признавала, не признаю и никогда не признаю. Если б Вы ознакомились с моими работами по "Коньку-Горбунку", то Вы бы, может быть, увидели бы, что и в этой сказке Пушкин ничего не придумал, - а всё написал так, как оно и было. И только в 3-й части - как будет. Но и это - не выдумка, а высшее знание.

Елена Шувалова 10.10.2015 17:24

Ха-ха. Елена вы не знаете русского языка.

"Пушкин ничего не придумал, - а всё написал так, как оно и было"-вам не кажется, что он всё придумал?
Вы всегда будете смешны, Елена. Потому что для вас важна не истина, а непогрешимость идеала. Такая позиция всегда будет разбита, потому что и Пушкин погрешим и кто угодно. Кроме Христа.

Валентин Байгильдин 10.10.2015 17:32

Ещё раз повторю: "хорошо смеётся тот, кто смеётся последний!" Вы вольны смеяться сейчас, но я всё равно права. Пушкин ничего не придумывал - он "насквозь биографичен", как сказал В.Ф. Ходасевич, - и я с ним полностью согласна. И потом, что за странная профанация творчества Пушкина? От кого он писал - как не от Бога. От кого был дан ему его гений - как не от Бога? Поэтому он - конечно - непогрешим.Сам по себе он бы никогда в жизни не сотворил бы этот памятник, - только вместе с Богом, покорный Его воле.

Елена Шувалова 10.10.2015 17:58

Хорошо смеется тот, кто все время смеется. Кто смеется последним-смеется над собой, потому что никого другого уже нет.
Я бы вам посоветовал взять рогатку и идти охранять памятник Пушкину от голубей, которые профанируют поэта.

Валентин Байгильдин 10.10.2015 18:16

Интересная статья, по-моему.

И такой штришок - под Уфой войска Пугачёва насчитывали 15 тысяч войск, Рейнсдорп докладывал:... "в Уфимской провинции все селения иноверческие в злодейском обращении были"...

Призанятно, кто это для Рейнсдорпа иноверец?
Один Вопросик А для кого единоверец Бай-Гиль-дин?

Http://cont.ws/post/132832

Валентин Великий 11.10.2015 10:12

Опоньки, Валек. Спасибо. Ты, как всегда, не бровь, а в глаз!!!

Рецензент. Странно, что появился ещё один читатель, чтобы увести разговор далеко в сторону и от Пугачёва, и от Салавата. И вообще их "полемика" приобрела характер соревнования: кто больше исторических сплетен насобирает из всех эпох, из сомнительных источников. "Поразить воображение слушателей, ошарашить их словесной стрекотнёй
"Затрещали, как сороки два "учёные" мужа."
Настолько всё "шито белыми нитками", что вклиниваться в их "беседу" нам не стоит: пусть поговорят в полном "одиночестве" в присутствии многих свидетелей.
Может, это немного охладит их горячие головы.

Рецензент: идёт какой-то кляузный разговор о Суворове.
Они беседуют исключительно о великих государственных деятелях.

"После победы при Рымнике (1789) А. В. Суворов получил графское достоинство (как Российской, так и Священной Римской империй) и стал именоваться «Суворов-Рымникский»
А значит и река Урал не Рымник, а РИМник. РИМ-это Христово, за него и бились вместе с архиреями.

Христос выведет на чистую воду эту историю, потому что это сделать может только Он. И только Христос оставляет и всегда такие следы.

Он утопит "сына" Суворова-Аркадия в этом выдуманном Румынском Рымнике, чтобы восстановить Правду. И утопит Он его генерал-лейтенантом и выдуманным сыном Суворова, который его не признавал,отказываясь считать сыночком. Уж сам то Суворов знал, что это не его сын?

И что это за имечко у сына русского Суворова?

Рецензент. У них какая-то паталогическая потребность обсуждать фамилии других, забывая о странности своих имён. "чем кумушек считать стремиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться.

" желая спасти своего утопавшего кучера, он бросился в бурную речку, но повредил себе руку и не мог выплыть."

Это Рука Господа, только Он этим заведует, без шуток.
Мало того, Христос подождал пока сыночка сделают генералом, как и Суворова в то время, а уже потом показательно утопит.

А я все думал-нахрена Анна Иоановна уничтожила больше 700 кузниц в Башкирии-это страх. И не из-за мотыг с косами, а чтобы пушечки не стали опять отливать.

Валентин Байгильдин 11.10.2015 11:52
Странно, однако, что этот товарищ излагает это от себя, хотя это есть у Н-Ф.

Валентин Байгильдин 11.10.2015 11:58

Рецензент.И теперь делается "глубокомысленный вывод" о всей истории как о науке.

Слушай, Валентин, выходит, что XVIII столетие это такие же потёмки, как и XIII-ое. Думаю, что и "наше всё" к этому руку приложил. Фрондирующий элемент к архивам и близко не подпустили бы. Значит, сочинял он свою "историю" в русле официозных установок. Потому и издали её безбоязненно.

Валентин Великий 11.10.2015 20:20

Ты хочешь сказать 19-е. Получается, что так, если Карамзин не называет пока иго- татаромонгольским.

Валентин Байгильдин 11.10.2015 20:57

Рецензент. татаро-монгольское иго превращается в глазах у современников в
башкиро- иудейское. Эта метаморфоза произошла только что.

Нет, я про то, что "Пугачёва", как теперь выясняется, народ называл Петром Петровичем, а не Фёдоровичем. А гисторики умертвили Петра II чуть ли не в детстве.

Валентин Великий 11.10.2015 21:33

Да, что-то тут есть.Получается "Капитанская дочка"- заказ и Пушкин за деньги работал на искажение истории?

Валентин Байгильдин 11.10.2015 22:19

Я про "Историю пугачёвского бунта". КД - художественная проза, к ней претензий у меня нет.

Валентин Великий 11.10.2015 22:52

Да, Валь. Это вопрос -не слишком ли крут Пугачев для своих 31-33.

Валентин Байгильдин 12.10.2015 22:53

В КД Пушкину пришлось натянуть Пугачеву 40 лет.

Валентин Байгильдин 12.10.2015 23:49

Если он сын Петра II, то примерно столько ему и должно было быть.

Валентин Великий 13.10.2015 10:38

Да, похоже. Поэтому такой кипиш с судом и казнью. У Петра было побольше прав на престол, чем у Катьки. Ради простого казака никто не будет собирать сенат, не будет указов самой императрицы, не будет и запредельно щедрых наград.

А Пушкин нужен был, чтобы теорию Романовых закрепить литературно. Как и с Годуновым.
Гришка Отрепьев-простой дьяк становится царем.

А чё? Да ни чё. Пушкин в это верит.

Валентин Байгильдин 13.10.2015 11:25

И с "Разиным" та же история. Один в один, считай. Даже в Библии отразился. Вот, что пишут о нём Н/Ф:

Рецензент. А выискивать пророчества о Разине в талмудических библиях- бредовая идея.

11. СТЕПАН ТИМОФЕЕВИЧ РАЗИН. РАЗГРОМ РУСИ-ОРДЫ В ЕВРОПЕ

Редактирование некоторых книг Библии продолжалось, вероятно, вплоть до XVII века. Такая мысль приходит при чтении, например, следующего фрагмента Библии: «И возвратился Адер (Орда? – Авт.) в землю свою. И воздвиг Бог против Соломона еще противника, Разона, сына Елиады, который бежал от государя своего Адраазара (Царя Орды? – Авт.), царя Сувского, и, собрав около себя людей, сделался начальником шайки, после того как Давид разбил Адраазара; и пошли они в Дамаск, и водворились там, и владычествовали в Дамаске» (3 Царств 11:22–24).

Не является ли этот рассказ вставленным в Библию намеком на известную историю атамана Степана Разина? Имя Разон – это просто Разин. Как и атаман Разин, библейский Разон собрал вокруг себя людей, «разбойников» (именно такое слово употреблено, например, в Библии Скорины начала XVI века), стал предводителем шайки. Даже терминология напоминает романовскую. Именно «разбойной шайкой» именовали романовские летописцы отряды атамана Разина. Упоминается и столица – Москва в форме Т-Моска = Дамаск. Таким образом, не исключено, что в ветхозаветные книги могли вноситься редакционные изменения и дополнения вплоть до XVII века.

Почему появилась такая многозначительная вставка в Библию? Возможно, редакторы XVII века не распознали здесь недавние события, приняли их за «древнюю историю» и вставили в Библию. Это не исключено. Например, если этот текст был написан на не слишком знакомом им языке (редакторы уже плохо понимали по-русски?).

Но возможно и другое объяснение, вполне в духе средневековой схоластики и повышенного интереса к возможности вычитывать «предсказания текущих событий» из якобы древних книг. Изложение современного события могли представить читателю не как «газетную хронику» (означающую, что книга только что написана), а как замечательное предвидение якобы «древних мудрецов», которые будто бы вещим взором увидели в глубоком прошлом события далекого для них будущего – XVII века. И даже назвали имена. «Угадали», например, имя атамана Степана Разина. Тем самым, по мнению редакторов XVII века, авторитет якобы «древней» книги только повышался.

Так или иначе, но редакторы, вставившие этот рассказ в Библию, сослужили потомкам хорошую службу. Мы получили замечательную возможность датировать дошедшие до нас рукописи и издания Библии. А именно: те из них, которые содержат вставку о Разине, можно с большой долей вероятности отнести ко второй половине XVII века. Не ранее. Любопытно теперь с этой точки зрения бросить взгляд на ранние издания Библии якобы XV–XVI веков. Вот некоторые примеры.
1. Острожская Библия, изданная якобы в 1581 году в Остроге. Фрагмент с Разиным в ней выглядит в значительной мере по-другому! И даже находится в другом месте текста – ближе к началу 11-й главы 3-й книги Царств. (Этот фрагмент в синодальном переводе перемещен на 10 стихов вниз.)

В Острожской Библии речь идет, в общем-то, о другой истории. В ней сказано: «И воздвиже Господь на Соломона… Раздрона сына Елидекова, иже избежа от Варамефы и Адразара царя Сувска господина своего и собрашася к нему мужи и бе воевода полку».

Здесь речь идет о некоем полководце, воеводе по имени Раздрон. А не Разин. Ни о каких «разбойниках» и «шайках» не говорится ни слова. Да и имя Раздрон лишь отдаленно напоминает Разин. Короче говоря, текст Острожской Библии никоим образом не вызывает в нашей памяти ассоциации с войной против Разина.

Что же произошло? По-видимому, в XVII веке редакторы Библии, будучи не в силах сдержать желание поместить в священный текст рассказ по поводу столь важной для них победы над Разиным, стали искать «подходящий» для этого сюжет. И нашли какой-то малозаметный рассказ о некоем полководце по имени Раздрон.

Исправили имя Раздрон на Разон (Разин), убрали слово «полк» и заменили его на «шайку». А в некоторых редакциях (например, в якобы очень старой Библии Скорины) вообще откровенно вписали слово «разбойники».

В то время Библия еще не утратила значения книги, имеющей прямое отношение к событиям современной эпохи. Это неудивительно, так как значительная часть Библии посвящена событиям XV–XVI веков, непосредственно предшествующих событиям XVII века.
Итак, поскольку Острожская Библия не упоминает о Разине и о его «разбойниках», то, возможно, она действительно является старой, изданной в XVI веке.

2. Лютеранский Хронограф 1680 года. Включенное в него подробное (вплоть до мелочей) изложение библейских событий не содержит фрагмента о Разине. Очевидно, авторы Хронографа конца XVII века пользовались старой Библией, вероятно XVI века.

3. В «Иудейских древностях» Иосифа Флавия фрагмент о Разоне налицо. Здесь он назван Раазаром, что, по-видимому, является результатом слияния двух слов: Разин и Царь (Зар). В яркой форме рассказывается о «разбойниках» и «разбойничьих шайках», которыми руководит Раазар.
Имеющийся сегодня текст книги Флавия, скорее всего, окончательно отредактирован не ранее второй половины XVII века.

4. В немецкой Библии, якобы переведенной Мартином Лютером, фрагмент о Разоне также присутствует. Здесь он назван Reson. Следовательно, текст и этой Библии окончательно отредактирован не ранее второй половины XVII века.

5. В английской Библии фрагмент о Разине также имеется. Здесь он назван Reson (I Kings 11:23). Мы видим, что и эта Библия окончательно отредактирована не ранее второй половины XVII века...

Валентин Великий 13.10.2015 12:50
Да, умные это ребята, только они так и не ответили на вопрос зачем весь этот сыр-бор в истории. А причина одна- Русский Христос, которого они тоже похоронили. Но рановато.

Валентин Байгильдин 13.10.2015 13:40

Атеизм, Валентин, для учёного - сильнейшее препятствие на пути к исторической истине. Христос это знал, потому и поручил тебе открыть людям то, что Н/Ф оказалось не по силам.

Но всё равно им спасибо! И тебе тоже! Огромное!

Валентин Великий 13.10.2015 17:06

Беседа двоих кажется подошла к концу и можно вернуться к "кляузе" на известных поэтов, запускаемых с лёгкой руки Бай-гиль-дина

Нам стыдно за Вас, господин Бай-гиль-дин, за Вашу гнусную статейку, за то, что Вы всех называете на "вы" с маленькой буквы, выказывая пренебрежительное отношение к собеседнику.
Вы не понимаете, видимо, русского языка.
То-есть, может, и понимаете, но слишком прямолинейно. Примитивно, что ли.
Многие нюансы нашего языка Вам не дано уловить. И тягаться с Пушкиным Вы не доросли:он знал русский язык досконально и писал свои произведения для грамотных людей, одного с ним уровня.
Вы причисляете себя к башкирам.
На той територии, которую Вы нарисовали, жили не только башкиры, но и другие национальности. Если же Вы говорите только о башкирах, то этим самым Вы проявляете свой "доморощенный национализм", в котором Вас вполне резонно упрекнул предыдущий автор Елена Шувалова.
Вы уподобились той вдове,которая "сама себя высекла".

Вы и не заметили, что оскорбили другие нации, которые жили там же, где и башкиры, лишив их дома.
Если бы Пушкин стал бы их все перечислять, у него не осталось бы строчки для своего произведения.

Так что, последуйте данному Вам Еленой Шуваловой совету и уберите свой пасквиль
на Александра Сергеевича Пушкина.

Вам он не принесёт ни почести,ни славы, а оскорблять нашу н а ц и о н а л ь ную
гордость Вам тоже не к лицу.
С этого и начинаются вражда и раздоры, когда мы начинаем не уважать достоинство друг друга...

И, может, не знаете нашей истории, или не хотите знать...

Димитрий Долженков 16.10.2015 21:38

Вам всем стыдно? Это кому?

И почему вам стыдно за меня?

Оказывается потому, что я "не понимаю, видимо, русского языка"

Рецензент. Вы первый упрекнули собеседника в незнании, без всяких на то оснований, а теперь оказывается, Вы сделали это, чтобы никто не догадался в отсутствии элементарных знаний у Вас.

А вам за белых медведей не стыдно?

Рецензент. Опять у Вас обращение на "вы" написано с маленькой буквы. Говори, Вам, не говори, "Хоть кол на голове тиши, Вы всё будете упрямиться.
Вы с белыми медведями, наверное, жили.

" Пушкин знал русский язык досконально"-а я "примитивно"

Поэтому, наверно, Пушкин не знал что такое "сведомые кмети" и "стрикусы", а я знаю.

У вас там, Димитрий, сколько царей в голове?

И почему не убили за это же- самого царя, который и разрешил это издать.
Или по-вашему его тоже убили, вместе с другими царями из царь-пушки, прислонив их к царь-колоколу?
Рецензент: Теперь язвит о "царе-пушке" и "Царе-колоколу". Памятники русские ему теперь мешают.
Вы мне только не отвечайте, ради Бога. Я все равно читать не смогу. Слезы заливают лицо.

"Если же Вы говорите только о башкирах, то этим самым Вы проявляете свой "доморощенный национализм", в котором Вас вполне резонно упрекнул
предыдущий автор Елена Шувалова."

Покажите мне договор с другими народами, которые я обидел.

Это Башкиры подписывали договор с Иваном Грозным и больше никто.
Вы сами то -не из народа -Чудь?

Ваша национальная гордость это -Пушкин?

Вы, Димитрий, непроходимый бурелом.

Национальная гордость-это Чувство.

Хотя, кто вас знает. Может у вас Гавриллиада

Из огня, да в полымя!
Вчера занесло меня,-и чего мне вздумалось в постороннюю дискуссию вклиниваться,-
с одним автором "побеседовать".
До сих пор неприятный осадок.
Вроде бы нормальный человек...а до малой драчки дошло, так таким огнём полыхнуло,такой костёр разжёг, столько поленьев понабросал.
Понятно же было: с первого раза не осилил ему по-доброму сказанное, так и нечего его и трогать.
Хотелось, чтобы поостыл малость, а он, как остолоп, на стенку полез.
Ведь что обидно: нравился мне этот автор.
Хотелось мне его труд о 13 веке почитать. А теперь вот не могу: нет мне от него
"разрешения" на его страничку заходить.
Да и желание пропало!
У себя в"труде" -"опусе" он, наверное, тоже запрещённые приёмы применяет: бить
ниже пояса.
Столько лжи и фальши у него нахватаешься, что и сам не рад будешь.

У него приёмчики-чисто "женские": логики-никакой, а эмоций - через край.
Простите, что пишу не ему-напрямую:опять-таки "запрет" получен!!!
А "женских" эмоций у мужчин тоже,оказывается, хватает.

Главное, высказаться,-и "разговор" теряет свою актуальность.

В.Байгильдин, по моему убеждению, выдающийся изследователь древнерусской литературы. Просто гений! Это ведь только в кино гении всегда и во всём добрые и милые люди, почти святые, как скрипач Поляков из телефильма "Визит к Минотавру". В жизни, к сожалению, всё немножко по другому. Не разстраивайтесь, пожалуйста.

Валентин Великий 17.10.2015 21:47

Спасибо за утешение.
Мне тоже нравится Ваш тёзка, мы и раньше беседовали с ним,и мне понравились его
высказывания, он всегда давал мне грамотные, исчерпывающие ответы.
Но вот споткнулись на Пушкине. Жаль!

Димитрий Долженков

— Ты слыхал, что Данька велел?
— Да я не то, — Яшка подошел вплотную и снял с шеи маленький крестик.
— Зачем?
— Дедов крест, беду стороной отводит, — пояснил цыган, отворачиваясь.
— Пойду я, — Ксанке стало как-то тоже неловко.
— Ступай.
* * *
Благодаря бурнашам (чтоб им пусто было), хлопот по хозяйству у тетки Дарьи стало меньше. Десяток кур и кабанчик пропали в их ненасытных глотках, и ни один не поперхнулся, хоть и поминала она их недобрым словом по сто раз на дню. Только коровку ей мстители возвратили, дети без молока не остались. И на том спасибо и низкий поклон.
Утешая себя этими нехитрыми мыслями, тетка Дарья окучивала на огороде бульбу.
— Ку-ку, ку-ку, — раздалось вдруг ниоткуда. Баба бросила работу и стала, озираясь. Потом оставила инструмент и ушла с огорода…
— Слыхал? — обратился Семка к бывшему уряднику, а ныне вольному казаку Тимофею.
Тимофей в засаде был поставлен Лютым за главного.
— Тихо, а то получишь трошки на орехи, — пригрозил он.
Если только удерут «мстители» — не сносить Тимофею головы. Сидор не посмотрит, что он из урядников, ему на всех начхать. Даже к самому батьке Бурнашу относится Лютый с усмешкой. А вот за свой приказ нарушенный — не помилует. Тимофей четко уяснил: сидеть тихо, если кто в гости посторонний заявится — хватать немедля, а если кукушка с петухом просигналят, то тут уж втрое внимательнее надо быть. И куда баба побегла? Со своего места бурьяна за огородом — Тимофей тетку Дарью больше не видел. Зато ее должны видеть еще трое казаков, что сидят позади ограды. Бывший урядник тихонько достал маузер и взвел боек. Кто знает, сколько в красной банде человек?
Ксанка смело вошла в ограду, затворила за собой калитку и привычным по-мальчишески широким шагом направилась к хате.
— Хватай! — скомандовал Тимофей и высунулся из бурьяна. Ксанка по привычке схватилась за карман, где обычно носила револьвер, да только нет на юбке карманов…
Бурнаши смело двинулись к девчонке, но путь им преградил, ощерив клыки, хозяйский пес. Тимофей в него выстрелил. Его помощники пальнули еще несколько раз — уже для острастки. Ксанка побежала к калитке, распахнула и тут же перед ней вырос, как из-под земли, здоровый амбал. Кулаки — как гири! Она, не долго думая (пригодилась тренировка), пнула врага в голень. Бурнаш согнулся, тогда Ксанка сделала подсечку и, свалив казака, открыла путь к свободе. Семка, как самый шустрый, первым догнал разведчицу и, не желая сталкиваться с ней лицом к лицу, ударил девчонку прикладом. Словно споткнувшись, Ксанка покатилась в дорожную пыль.
— Пымал гадюку! — гордо доложил Семка запыхавшемуся Тимофею.
— Да ты вин ее прибил, дурачина! — урядник представил гнев Лютого и задрожал.
— Ничего, красные — они живучие, — спокойно сказал казачок и принялся вязать своей добыче руки.
Словно в подтверждение этих слов Ксанка тихонько застонала.
— Лови бабу, — приказал Тимофей.
Тетку Дарью бурнаши отыскали в хате, оторвали от детей, которых она в испуге обняла, и за волосы выволокли на улицу. Бесчувственную Ксанку бросили через седло и повезли на расправу к сотнику Лютому.
10
Яшка уже был на своем берегу, когда забрехала собака. И тут же раздался выстрел, за ним еще несколько. Цыган на секунду замер, развернулся и бросился напрямик через камыши, не разбирая тропинки.
Только бы он ошибся, твердил про себя Яшка. Только бы это пьяные бурнаши устроили салют в небо или померещилась им с похмелья красная конница… Но про себя знал, что непоправимое случилось.
Цыганенок прыгнул с берега и короткими саженками отчаянно резал воду. Быстрее любой лодки доплыл он до противоположной стороны, бегом поднялся по косогору и ворвался в калитку знакомой ограды. Его бы не остановил сейчас и целый эскадрон. Но на пути никого не было.
Только среди пустого двора лежала мертвая собака тетки Дарьи. Как гончая по следу, обежал Яшка вокруг хаты, заглянул на огород. Хозяйка и ее ранняя гостья пропали. Но, уже уходя, у калитки цыган заметил подаренный им крест с оборванным шнурком. И душа его также оборвалась. Яшка подобрал крестик и сжал в кулаке до боли.
* * *
— Вот бисова семейка! — воскликнул Лютый, когда к нему доставили юную разведчицу. — Может, и тебе, девка, треба для уму горячих всыпать?
— Чегой-то вы, дядя Сидор, гутарите?
— Не понимаешь?
— Нет, дядя Сидор, — Ксанка пошире распахнула простодушные глаза.
— Ну-ну… покажи, как ты кукуешь, — Лютый, приглядываясь, кругом обошел девчонку.
— Да я ж не умею, — глупо хихикнула девочка.
— А петухом?
— И петухом не можу. Хотите спляшу?
— Я вижу, как ты плясать умеешь, — атаман кивнул на охромевшего амбала, который с ненавистью смотрел в спину Ксанке.
Она оглянулась.
— Да это с перепугу вышло. Как увидела я его рожу перед собой, подумала — бандит. Лютый рассмеялся.
— Значит и «красных мстителей» не знаешь, среди которых брат твой затесался?
— Не знаю, дядечка Сидор, я к тетке Дарье зашла кусок хлеба попросить, а тут… — Ксанка смотрела на него так спокойно, что Лютый ей даже на минуту поверил.
— Жалко мне тебя, сиротку, — сказал атаман. — Чем по чужим людям мыкаться — определю я тебе место, чтоб тепло было да сытно. С батькой твоим мы, может, и враги были, а с дитя — какой спрос… — Насупившись, Любый оглядел притихших от такого оборота дела бурнашей. — Это для всех приказ! Кто сироту обидит — шкурой своей поплатится, поняли?
* * *
… Валерка схватил цыгана за грудки и припечатал к дереву. Яшка, не сопротивляясь, безучастно глядел в сторону.
— Ты же бросил ее! Бросил! Слышишь? Ты струсил! — Валерка оттолкнул Яшку и подскочил к Даньке. — А ты что молчишь? Ну скажи, что он струсил. Скажи!
— Не шуми.
— Выходит, спасайся, кто может, так, что ли?! — Валерку от негодования трясло.
— Яшка б не помог, — внешне спокойно ответил Даниил.
— А ты бы бросил?
— А толку?! И Ксанку б не спас, и сам бы сгорел.
— Напрасно ты его защищаешь, — с тихой ненавистью произнес Валерка.
— Яшке я приказал вернуться, — сказал командир. — Кто ж знал, что там засада будет?
— Неужели тетка Дарья предала? — словно обессилев, Валерка опустился на землю. — Не может быть…
— Ждите меня тут, — принял решение Дань-ка, — если к вечеру не вернусь, пойдешь ты, Валерка.
Яшка с тоской поглядел на командира. Тот подошел ближе, чтобы снять с ветки свой ремень. Подпоясываясь, Данька искоса посмотрел на цыганенка. У Яшки на глазах выступили слезы: смесь горя и несправедливой обиды. Совсем как в тот раз, когда они познакомились…
11
После длинного дневного перехода Ларионов решил, что отряд заночует в степи. Место выбрали у двух холмов так, чтобы издали незаметен был свет костров. Уставших лошадей стреножили и в последние минуты вечерних сумерек они занялись поиском скудных пучков ковыля. Казаки развели костры, из фляги налили в котел воды и поставили на огонь кашу. Отряды Буряаша были по их расчетам далеко, но командир все равно распорядился выставить охрану. Двое караульных расположились на вершинах холмов, а остальные бойцы, уставшие от перехода, прилегли на землю в ожидании ужина.
— Припасы кончаются, батя, — доложила Ксанка командиру. — Сегодня еще хватит сала кашу заправить, а завтра — уже нет.
— А на пустой желудок даже красные военные моряки воевать опасаются! усмехнулся Иван и потрепал дочку по голове. — Я это обстоятельство, Ксанка, сильно учитываю. Завтра мы доскачем до станицы Всеславской, там и подхарчимся.
— Вот це добре, — заметил старый казак Панас, слышавший разговор, нам бы еще каким кабанчиком разжиться и совсем бы другая тогда война пошла!
— Можно и без мяса воевать, — заявил Валерка.
— Это как? — спросил Иван Ларионов и подмигнул Ксанке. — Откуда така информация?
— Я читал, что когда испанские рыцари воевали с сарацинами за освобождение Испании, осадили они в Кастилье крепость Рокафриду. И тогда доблестный рыцарь дон Родриго де Альда вместе со своей дружиной дал обет не есть ничего, кроме молока, пока не падет крепость. Осада продолжалась целый год, и рыцари ни разу не нарушили данное обещание.
— Это нам что ж, цельное стадо коров с собой в поводу водить? спросил Панас. — А как быть, если конным строем в атаку пойти придется? Коровы с нами атаковать будут или тыл прикрывать останутся?!
Последние слова почти поглотил взрыв хохота.
— А я не прочь, — сказал, отсмеявшись, молодой казак по имени Егор, если только удастся к коровам доярок приставить!
Бойцы от смеха покатились по земле.
— Так и я не против, кабы коровы самогон давали, — заметил ко всеобщему удовольствию Панас.
— Ну и взяли рыцари ту Рокаприду? — спросил Ларионов.
— Кажется, нет, — покраснев от смущения, пробормотал Валерка. Хорошо, что стало почти темно. И дернул его черт вспомнить об этих испанцах!
— Каша готова! — позвала Ксанка, избавляя, наконец, Валеру от насмешливой компании.
— Да ты не журись, хлопчик, — шепнул парнишке командир. — Право слово, веселый разговор — он иногда заместо окорока идет. Смотри, как казачки ожили.
Но Валерка все равно обиделся и пошел на пост, чтобы сменить караульного. Слабая заря еще играла где-то на горизонте, а вокруг стало уже почти темно. В животе у Валерки урчало от пустоты, он сорвал травинку и сунул в зубы.
— На, поешь, — на пост взобралась Ксанка и протянула хлопцу тарелку с кашей.
— Спасибо, Оксана, — поблагодарил постовой и вдохновенно заработал ложкой. Ксанка сидела рядом и смотрела на бывшего гимназиста. Валерка все еще носил форменную фуражку, но без кокарды.
— Ты сама-то ела?
— Успею, — отмахнулась девочка. — Слушай, а они буржуи были?
— Кто?
— Рыцари твои.
— Вроде того.
— А сарацины?
— В общем, тоже.
— Так чего же они воевали?
— Наш царь недавно тоже с австро-венгерским императором схватился. За территорию воюют, за землю.
— Неправильно, это мы — за землю! — поправила Ксанка.
— Мы воюем за землю для крестьян, а цари — для себя, — разъяснил Валерка. — Слышишь?
— Что? — девчонка так задумалась над причинами войн, что ничего не замечала.
— Лошади… Кто-то лошадей уводит! Стой! Стрелять буду! — Валерка передернул затвор винтовки, но мелькнувшую на спине одной из кобыл фигуру уже не было видно.
— Ты чего, Валерка? — спросил Панас.
— Кто-то с конями балует! Вон он!
Валерка пальнул в воздух, боясь попасть в лошадь. Вор уже в открытую гнал растреноженного коня и еще трех вел в поводу. Несмотря на усталость, бойцы мгновенно собрались в погоню. Но, чтобы распутать лошадей, требовалось время. Как и вор, казачки вскочили верхом без седел и поскакали за ним. Между тем маленький табун быстро удалялся.
Валерка остался на посту, и Ксанка вместе с ним стала следить с вершины за погоней. Они видели, что Данька от бойцов отстал, он искал не какую-нибудь, а свою лошадь. К счастью, ее вор не увел. Парень вскочил на спину своего Ворона и помчался вдогонку. Для любимого хозяина вороной старался изо всех сил и очень быстро стал приближаться к погоне.
Вор отчаянно хлестал прутом взмокшие бока, но в темноте он допустил ошибку — выбрал далеко не лучшую лошадь. Она и без того выбивалась из сил, а еще приходилось тянуть за собой трех коней. Если бы вор бросил повод, то, освободившись от лишней обузы, лошадь, может, и спасла бы его от преследования, и темнота бы его укрыла, но он не отпускал коней. То ли не замечал приближающейся погони, то ли от большой жадности готов был рискнуть головой.
Данька видел, как казаки настигли вора, и Егор столкнул его с лошадиной спины под копыта преследователей. Одни из них стали ловить спасенных коней, а другие бросились на преступника.
— Ах, ты, гаденыш!
— От нас не уйдешь!
Бойцы так дружно бутузили вора ногами, словно мяли в бочке квашеную капусту. Данька подлетел к казакам, спрыгнул с коня и растолкал особо активных экзекуторов.
— Стоп, хлопцы, мы его судить будем! — закричал Данька. — Разойдись!
— Да был бы подходящий сук — мы бы его уже посудили б!
— Точно! Чтоб неповадно было.
— Нет, — сказал Данька, — может, человек с голодухи отчаялся?
— С голодухи таких шустрых нема, — Егор попытался еще ударить лежащее тело.
Данька его оттолкнул и встал перед вором. Скорее воришкой — по росту он был в пол-Егора. Даниил поднял его и, не обращая внимания на недовольство казаков, перекинул через круп своего коня. Ворон шагом вернулся к лагерю позади остальных. Егор уже успел нажаловаться командиру и с усмешкой ждал, как батя научит сына по-казачьи обходиться с конокрадами. Здесь же уже оказались Ксанка и Валерка. Данька сгрузил свою ношу к костру. В его слабом свете удалось, наконец, разглядеть воришку.
Это был цыганенок: смуглый, кудрявый, с кольцом в ухе. Тело покрывали окровавленные лохмотья, а на разбитом лице сверкали злые глаза.
— Иш, как зыркает! Щас укусит!
— Связать бы надо щенка.
— А лучше в костер сунуть!
Ксанка подошла ближе и присела рядом с воришкой. Цыганенок отпрянул, насколько позволяло узкое пространство, со всех сторон ограниченное врагами.
— Как тебя зовут? Ты один был? Женский голос на секунду вызвал удивление, но потом в глаза вернулась прежняя злость.
— Я ваших коней все равно уведу! — вымолвил цыган и сплюнул кровь.
— Вот звереныш!
— А чем наши кони лучше других? — спросил Данька.
Цыганенок отвернулся.
— Говори, не бойся, — приказал Ларионов.
— А я не боюсь! Я вас ненавижу!
— За что? — поразилась Ксанка.
— А то не знаете. Вы всю мою семью убили!
— Вот те раз, — присвистнул Валерка.
— С чего ты взял? — спросил Данька.
— Я по вашему следу весь день шел.
— Что-то ты путаешь, хлопчик, — сказал Иван Ларионов. — Ну-ка, расскажи все по порядку.
Цыган внимательно оглядел обращенные к нему лица: уже не злые, как в тот момент, когда его только схватили, а внимательные и даже сочувствующие.
— Неужели я ошибся?.. — цыганенок повесил голову и чуть хриплым голосом начал рассказ:
— Меня зовут Яшка. Моя семья: дедушка, родители, я и младшие брат с сестрой кочевали с табором на юге от этого места. У нас была своя кибитка и пара коней. Прошлой ночью табор остановился в степи на ночлег. Кибитки поставили в круг, а в центре развели большой костер. Ночью холодно, особенно если нечего есть. Но, может, это меня и спасло. Голод мешал мне спать, и я видел, как в полночь на табор напали казаки. С гиканьем и свистом бросились они на табор, словно мы не цыгане, а солдаты. Взрослых мужчин было немного, да и те в основном спали. А женщины, дети и старики сопротивляться не могли. Казаки порубили всех, кто там был, коней увели, а кибитки разграбили и сожгли. Семья вся погибла, а меня спасло то, что удар сабли пришелся по голове плашмя, я просто потерял сознание. Когда все загорелось, я очнулся и сумел отползти в сторону. Потом я поймал брошенную бандитами хромую лошадь и на ней погнался за врагами. Я поклялся, что умру, а всех коней у них уведу. Хромая лошадь пала днем и дальше мне пришлось идти по следу пешком. Потом увидел ваш лагерь…
— Плохой из тебя следопыт, Яшка, — заключил печальную историю командир, — если ты красных партизан от бурнашей отличить не можешь.
— Вы же с казаками враги? — спросил Яшка.
— Да ты что? — возмутился Егор, — мы и есть настоящие природные казаки!
— Мы всем бандитам враги, — объяснил Данька, — и стоим за честных казаков.
— А таких не бывает! — живо сказал Яшка.
— А честные цыгане бывают? — спросил Валерка.
Бойцы рассмеялись, а Яшка сверкнул глазами в сторону хлопца.
— Бывают, — проворчал он.
— И казаки тоже разные бывают, — сказал Ларионов. — Ладно, оставайся пока до утра, там поглядим.
Партизаны стали укладываться спать, а Валерка вернулся на самовольно оставленный пост.
— Давай, я тебе раны перевяжу, — предложила Ксанка.
— Девчонка, что ли? — спросил цыганенок.
— А что, непонятно? — усмехнулась Ксанка. — Ну, покажь твои царапины промоем…
Яшка перечить не стал и выдержал все процедуры, даже зеленку. Хоть на нем и так все зарастало, как на собаке. В отряде Ксанка заведовала аптечкой. После перевязки девушка подала цыгану миску каши.
Выскребав дно, Яшка нашел среди спящих партизан Даньку и пристроился рядом.
— Ты чего?
— Я тебя не брошу, — сказал цыганенок, — Яшка добро помнит, если бы не ты, казаки бы меня забили.
— Да я и сам, вроде, как казак, — зевая, произнес Данька.
— Ты — хороший. Правильно тот, в очках, сказал: разные, видно, казаки бывают. А цыгане — они хорошие, — голос Яшки погрустнел.
— Спи, утром с твоими обидчиками разбираться будем…
12
Не разобрались они тогда с обидчиками Яшки. Утром разведка вернулась назад по следу отряда и недалеко от лагеря нашла пересечение двух дорожек лошадиных копыт. В ближайшем хуторе разведчики узнали, что проезжал отряд бурнашей с табуном в два десятка лошадей. Гнаться за ними было поздно, да и у красных партизан была другая цель. Поэтому командир повел отряд прежним маршрутом. А за погибших родственников Яшки он поклялся отомстить. Сам цыганенок естественно влился в их дружную компанию. Правда, Валерка ужасался его дремучести, но Данька нового бойца в обиду не давал. А любой спор старался перевести на лошадей или сбрую — тут Яшке не было равных.
Он своими знаниями и былого казака мог в тупик поставить. Где уж на этом поле тягаться с ним городскому гимназисту.
Данька усмехнулся и прибавил шаг. Зато Яшка оказался смелым и преданным товарищем. Пусть грамоты он не знал, зато природная смекалка у цыгана была развита отлично. Умел Яшка и к врагу подкрасться незаметно, и повеселить бойцов хорошей песней. Егор, который так усердно ловил «вора», после в нем души не чаял.
— Как чертов сын заворачивает славно! — восхищался он, когда цыганенок брал в руки гитару, и сам пускался в пляс.
Погиб Егор вместе с батей и другими казачками в том последнем страшном бою. Чем больше Даниил об этом думал, тем больше убеждался, что не случайно все это произошло. Не стал бы Лютый просто так делить свою банду на две части, когда знал, что партизанский отряд Ларионова может наскочить в любую минуту. Не так Сидор глуп. А значит, хитрым маневром заманивал он отца в ловушку. О том и пулеметы, спрятанные в кустах, говорят.
Чтобы захватить красных врасплох, нужно было, чтобы верный человек сообщил им информацию о противнике. Иначе без дополнительной разведки командир не бросился бы наперерез отряду Лютого. От кого же передали казаки, посланные в станицу, отцу весточку? Эх, спросить бы тогда…
Данька дошел до кладбища, расположенного за околицей, и присел на кочку. Слишком еще рано, опасно идти в станицу засветло. Отдающая при каждом движении резкой болью спина призывала к двойной осторожности. Тем более, что он сам не решил еще, по какому адресу податься.
Вот с этого момента и начинается чистое гадание. Надежных людей, на слово которых мог безоглядно положиться батя, Данька знал трех: тетку Дарью, дядьку Корнея и деревенского священника отца Миколу.
Тетку Дарью бурнаши схватили вместе с Ксанкой, значит, она не предавала ни сестру, ни отца. Данька вспомнил ее доброе жалостливое лицо, склоненное над ним после порки. Она обмыла и смазала его израненную спину, она делилась с ним последним хлебом и скудной одежонкой…
Парень сжал зубы и помотал головой, отгоняя слезы. Не время сейчас. Нужно сражаться с врагами, отомстить за батю и освободить тетку Дарью с Ксанкой.
Отец Микола… Данька знал его с детства, а батюшка не только его с сестрой, но и отца Ивана Ларионова крестил когда-то в деревенской купели. И хоть, вернувшись с флота, батя называл себя атеистом-безбожником, но к священнику относился уважительно. Многих станичников поддерживал в военные годы отец Микола и добрым словом, и церковным зерном. И их семье помогал, пока не вернулся Ларионов-старший.
Валерка, правда, называл попов пособниками буржуев и капиталистов, но это он в книжке вычитал. А Данька предпочитал доверять мнению бати и собственному опыту. Что может знать автор самой умной книжки об отце Миколе? Ровным счетом ничего.
Третьим доверенным человеком был друг отца по Черноморскому флоту Корней Чеботарев. Познакомились они на линкоре «Быстрый», оказались земляками (родная станица Корнея была всего-то верст за сто от Збруевки) и подружились. «Вдвоем-то легче нести службу», — говорил всегда Ларионов-старший. В самом начале гражданской дом дядьки Корнея по какой-то причине сгорел, и матрос к пепелищу не вернулся, а осел в Збруевке. Батя помог ему обустроиться. Дядька Корней оказался оборотистым человеком: завел трактир, гнал самогон и жил — не тужил. За эту его мелкобуржуазную склонность очень ругал отец:
— Где твоя красвоенморовская сознательность? Что ты живешь, как тина?
— Я, Иван, досыта навоевался, теперь пожить спокойно хочу, — отвечал Чеботарев.
— Не завоевали мы пока спокойного времени, — отвечал Ларионов, — на печи валяться — значит, контрреволюцию делать! Вспомни Севастополь! Ты побольше моего на митингах-то выступал.
— Было и прошло, я свое отдал — контузию имею и ранение. На коне с больной головой скакать трудно, — объяснял Корней свою инертность. — А тебе, Иван, завсегда помогу, чем смогу. Морская дружба — она самая крепкая.
— Эх ты, — махал рукой красный моряк, и спор затихал до следующего подходящего момента.
— Ничего, авось одумается матрос, — повторял все батя, но дядька Корней бросать свой трактир никак не хотел. Даже когда станицу заняла банда Лютого, он остался на месте. Зато красный отряд заимел ценного помощника, ведь в трактире под пьяную руку бурнаши выбалтывали много ценного. При оказии Чеботарев слал другу-моряку весточку, но обстоятельства складывались так, что случалось это все реже.
Кто ж из них предатель? С досады Данька швырнул землей в кладбищенского воробья. Сидя на могильном кресте, тот взлохматил перья на тщедушном тельце и казался приличной мишенью. Но эта видимость не помогла хлопцу попасть в цель, и воробей-обманщик улетел. А в человеке Даньке никак нельзя ошибиться. Тогда не только он, но и остальные Мстители могут погибнуть.
Темнота опустилась на станину, и Даниил решительно поднялся с земли. Избегая улиц, огородами пробрался он к деревенской церкви. Вдоль стены проскользнул до боковой двери и, нащупав за поясом револьвер, толкнул створку. Внутри храма царил полумрак, мягкий свет свечей и лампад позволял отчетливо видеть только алтарь и небольшое пространство вокруг. Данька осторожно пошел вперед. Вдруг открылась противоположная дверь и подросток спрятался, прильнув к внутренней перегородке, ограждающей алтарь. Человек вошел и, уловив движение, спросил:
— Кто тут?
— Это я, отец Микола, — отозвался хлопец на знакомый голос.
— Данька? Слава тебе, Господи. А я уж думал, что тебя заодно с отцом…
— Живой я, — Даниил вышел из придела на свет.
— Озлобились, озлобились все, — сказал священник. — Звонаря по злобе с колокольни сбросили, чей колокол с самого Рождества молчит. — Батюшка перекрестился. Потом взял свечку, зажег и поставил на помин. — А ты зачем пришел?
— Сестренку ищу.
— Что ее искать, в трактире она.
— Где?! — удивился Данька.
— В прислугах. Лютый там со своими на постое.
— В трактире, говоришь? Спасибо, — Данька направился к двери.
Священник повернулся к алтарю и стал креститься.
Вот был бы он хорош, если бы сейчас явился в трактир! И сестру бы встретил, и Лютого. Что атаман там на постое — ясно, бурнаши любят ближе к самогону держаться, но вот что Ксанку он там поместил… Выходит, что Лютый Корнею очень доверяет. С чего бы это? А засада у тетки Дарьи? Чеботарев вполне мог знать, что она красным помогает.
Много вопросов у Даньки накопилось, и придется дядьке Корнею на все до последнего ответить. И чтоб без запинки — как у Валерки на экзамене было.
13
Удача сопутствовала в последнее время бурнашам. Им удалось заманить в засаду и уничтожить отряд красных партизан, после чего во всей округе никто уже не смел им сопротивляться. Гнат Бурнаш почувствовал себя хозяином, стал еще важнее и только насмешливые глаза Лютого сбивали с него спесь. Поймав такой взгляд, задумывался атаман: уж не собирается ли друг Сидор захватить его место? Больно много силы набрал командир первой сотни. Вот и на постое стоит отдельно — в Збруевке. Правда, приказы выполняет и во всех делах атамана поддерживает. Вот и нынче вместе побывали они в соседней станице.
Пока на площади, под черным знаменем анархии, Гнат Бурнаш разъяснял деревенским зевакам, почему необходима экспроприация, а его казачки в это время обходили зажиточные дома и «делились» с хозяевами их добром. Люди Сидора от прочих не отставали и вернулись к себе с добычей.
Бурно и весело отмечали бурнаши удачный грабеж соседнего села. Самогон в трактире лился рекой, Корней едва успевал выставлять на столы четверти с белесым первачом. Закуска стояла в общих глиняных мисках, подсвечниками служили перевернутые крынки. Над всем этим, чуть покачиваясь, висела люстра-колесо, по ободу уставленная оплывшими свечками.
Вдруг, откуда ни возьмись, перед казачьими очами появился цыганенок: в красной атласной косоворотке, жилетке, сапогах с блестящими голенищами, и серьгой в ухе. Да еще с гитарой! То есть самый натуральный цыган. Кому-то это даже показалось само собой разумеющимся — самогон есть, должны и песни быть!
Цыганенок тронул струны и запел чистым голосом:
— Спрячь за решетку ты вольную волю, выкраду вместе с решеткой. Выглянул месяц и снова спрятался за облаками. На пять замков запирай вороного, выкраду вместе с замками.
Бурнаши даже галдеть стали меньше, заслушавшись лихой песней. Она, им казалось, похожа на их бурную кочевую жизнь.
— Знал я и бога, и черта, был я и чертом, и богом. Спрячь за высоким забором девчонку, — выкраду вместе с забором!
Забористая песня. Довольные бурнаши с удовольствием отхлебнули из глиняных кружек.
— Пляши, пляши, цыган!
Яшка отдал гитару, скинул жилетку. Казак заиграл «цыганочку», Яшка пустился в пляс, да с притопами, да с чечеткой. Бурнаши тут же стали подбадривать его криками и свистом.
— Молодец, черноголовый!
— Жги! Жги!
Выдав последнее коленце, цыган накинул жилетку и присел на свободную скамью рядом с попом-расстригой. Тем самым, что сопровождал Бурнаша в монастырь. После, в Збруевке, ему так понравилось гулять, что он остался при сотне Лютого. Расстрига ловко совмещал характерные черты и бандита, и попа. На нем надеты и гимнастерка, и ряса, он лохмат и усат, на толстом пузе висит крест, а на могучем плече — кобура с маузером.
— Все мы немощны, ибо человецы суть, — грозя Яшке пальцем, произнес расстрига. Заглянул в кружку — а она опять, оказывается, пуста.
— Горилки! — закричал бывший поп в сторону стойки.
Улыбаясь удачному своему выступлению, Яшка тоже оглянулся и вздрогнул. У стойки зиял распахнутый люк и из подпола вылезает Ксанка с пузатой бутылью горилки. Она заперла люк железным прутом, повернулась и только тут заметила цыганенка.
Но виду не показала. Поднесла бутыль к столу и отошла, унося пустую посуду. Дядька Корней настрого наказал не оставлять, а то казаки мигом побьют, некуда потом самогон разливать будет. Яшка проводил девчонку неотрывным взглядом. Это заметил и полупьяный расстрига.
— А ты, поскребыш, плут, м-м-м?
— Кобылка хоть и необъезжанная, а, видать, чистых кровей, — грубой шуткой Яшка постарался замаскировать смущение.
— Откуда ты, брат, угадал?
— А по зубам.
Ответ расстригу развеселил, и он потрепал Яшку за чуб. Цыган вновь чуть оглянулся и заметил краем глаза знакомую физиономию. У стойки устроился Савелий в папахе и с винтовкой на плече. Корней, в тельняшке по морской привычке, подал новому посетителю кружку с первачом. Яшка был уверен, что ни при каких обстоятельствах Савелий его не признает. Хоть и встречались они однажды. По доносящимся от стойки репликам понятно, что и Савелий ту встречу с мстителями не забыл.
— Глянул в стороны: гроб с покойничком летает над крестами… А вдоль дороги мертвые с косами стоят и… тишина! — казак улыбнулся до ушей от счастья, что та страшная минута прошла и уже никогда не вернется.
Тем временем расстрига, привстав, перекрестил десяток кружек и не забыл взять свою. Кружки дружно разобрали, и осталась всего одна. Яшка на нее и не смотрит.
— Ну, пей, грешник, — сказал расстрига, — привыкай к трапезе нашей.
Цыганенок встал, потянулся и неловким движением опрокинул последнюю кружку на стол. Бывший поп от возмущения даже свою отставил.
— Эй, поскребыш, окромя гитары, у тебя и в руках-то ничего не держится! — он так хлопнул
Яшку ладонью по лбу, что тот шлепнулся обратно на скамейку.
Окружающие бурнаши заржали.
— Как же ты в бой ходить будешь? — поинтересовался один.
— А заместо его кобыла шашкой рубать будет! — сказал другой.
От дружного хохота на люстре колыхнулись свечи. Тут Яшка не выдержал и с куражом потребовал у Ксанки:
— Горилки мне! В крынке! — а сам подмигнул обращенным к девчонке глазом.
Ксанка взяла крынку, наклонилась и черпнула из бадьи воду. Вытерла насухо и поднесла цыгану. Тот сидел, насупившись, показно переживая обиду, а издевательский смех все не стихал. Яшка поставил крынку прямо перед собой.
— А ну, братва, держи мне руки!
Цыган убрал руки за спину, и один бурнаш намертво в них вцепился. Бандиты перестали смеяться, весь трактир смотрел теперь на Яшку. Он наклонился, взял крынку зубами и, постепенно откидываясь назад, выпил содержимое. Потом резким движением перебросил крынку через голову. Она разбилась под восторженный рев. К Яшке подскочил кабатчик.

Глава VI. Пугачевщина

Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывати.
Песня

Прежде нежели приступлю к описанию странных происшествий, коим я был свидетель, я должен сказать несколько слов о положении, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773 года.

Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении. Крепости выстроены были в местах, признанных удобными, и заселены по большей части казаками, давнишними обладателями яицких берегов. Но яицкие казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными подданными. В 1772 году произошло возмущение в их главном городке. Причиною тому были строгие меры, предпринятые генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к должному повиновению. Следствием было варварское убиение Траубенберга, своевольная перемена в управлении и, наконец, усмирение бунта картечью и жестокими наказаниями.

Это случилось несколько времени перед прибытием моим в Белогорскую крепость. Все было уже тихо или казалось таковым; начальство слишком легко поверило мнимому раскаянию лукавых мятежников, которые злобствовали втайне и выжидали удобного случая для возобновления беспорядков.

Обращаюсь к своему рассказу.

Однажды вечером (это было в начале октября 1773 года) сидел я дома один, слушая вой осеннего ветра и смотря в окно на тучи, бегущие мимо луны. Пришли меня звать от имени коменданта. Я тотчас отправился. У коменданта нашел я Швабрина, Ивана Игнатьича и казацкого урядника. В комнате не было ни Василисы Егоровны, ни Марьи Ивановны. Комендант со мною поздоровался с видом озабоченным. Он запер двери, всех усадил, кроме урядника, который стоял у дверей, вынул из кармана бумагу и сказал нам: «Господа офицеры, важная новость! Слушайте, что пишет генерал». Тут он надел очки и прочел следующее:

«Господину коменданту Белогорской крепости

капитану Миронову.

По секрету.

Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев, учиня непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства. Того ради, с получением сего, имеете вы, господин капитан, немедленно принять надлежащие меры к отражению помянутого злодея и самозванца, а буде можно и к совершенному уничтожению оного, если он обратится на крепость, вверенную вашему попечению».

– Принять надлежащие меры! – сказал комендант, снимая очки и складывая бумагу. – Слышь ты, легко сказать. Злодей-то, видно, силен; а у нас всего сто тридцать человек, не считая казаков, на которых плоха надежда, не в укор буди тебе сказано, Максимыч. (Урядник усмехнулся.) Однако делать нечего, господа офицеры! Будьте исправны, учредите караулы да ночные дозоры; в случае нападения запирайте ворота да выводите солдат. Ты, Максимыч, смотри крепко за своими казаками. Пушку осмотреть да хорошенько вычистить. А пуще всего содержите все это в тайне, чтоб в крепости никто не мог о том узнать преждевременно.

Раздав сии повеления, Иван Кузмич нас распустил. Я вышел вместе со Швабриным, рассуждая о том, что мы слышали. «Как ты думаешь, чем это кончится?» – спросил я его. «Бог знает, – отвечал он, – посмотрим. Важного покамест еще ничего не вижу. Если же…» Тут он задумался и в рассеянии стал насвистывать французскую арию.

А. С. Пушкин. Капитанская дочка. Аудиокнига

Несмотря на все наши предосторожности, весть о появлении Пугачева разнеслась по крепости. Иван Кузмич, хоть и очень уважал свою супругу, но ни за что на свете не открыл бы ей тайны, вверенной ему по службе. Получив письмо от генерала, он довольно искусным образом выпроводил Василису Егоровну, сказав ей, будто бы отец Герасим получил из Оренбурга какие-то чудные известия, которые содержит в великой тайне. Василиса Егоровна тотчас захотела отправиться в гости к попадье и, по совету Ивана Кузмича, взяла с собою и Машу, чтоб ей не было скучно одной.

Иван Кузмич, оставшись полным хозяином, тотчас послал за нами, а Палашку запер в чулан, чтоб она не могла нас подслушать.

Василиса Егоровна возвратилась домой, не успев ничего выведать от попадьи, и узнала, что во время ее отсутствия было у Ивана Кузмича совещание и что Палашка была под замком. Она догадалась, что была обманута мужем, и приступила к нему с допросом. Но Иван Кузмич приготовился к нападению. Он нимало не смутился и бодро отвечал своей любопытной сожительнице: «А слышь ты, матушка, бабы наши вздумали печи топить соломою; а как от того может произойти несчастие, то я и отдал строгий приказ впредь соломою бабам печей не топить, а топить хворостом и валежником». – «А для чего ж было тебе запирать Палашку? – спросила комендантша. – За что бедная девка просидела в чулане, пока мы не воротились?» Иван Кузмич не был приготовлен к таковому вопросу; он запутался и пробормотал что-то очень нескладное. Василиса Егоровна увидела коварство своего мужа; но, зная, что ничего от него не добьется, прекратила свои вопросы и завела речь о соленых огурцах, которые Акулина Памфиловна приготовляла совершенно особенным образом. Во всю ночь Василиса Егоровна не могла заснуть и никак не могла догадаться, что бы такое было в голове ее мужа, о чем бы ей нельзя было знать.

На другой день, возвращаясь от обедни, она увидела Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки тряпички, камушки, щепки, бабки и сор всякого рода, запиханный в нее ребятишками. «Что бы значили эти военные приготовления? – думала комендантша, – уж не ждут ли нападения от киргизцев? Но неужто Иван Кузмич стал бы от меня таить такие пустяки?» Она кликнула Ивана Игнатьича, с твердым намерением выведать от него тайну, которая мучила ее дамское любопытство.

Василиса Егоровна сделала ему несколько замечаний касательно хозяйства, как судия, начинающий следствие вопросами посторонними, дабы сперва усыпить осторожность ответчика. Потом, помолчав несколько минут, она глубоко вздохнула и сказала, качая головою: «Господи боже мой! Вишь какие новости! Что из этого будет?»

– И, матушка! – отвечал Иван Игнатьич. – Бог милостив: солдат у нас довольно, пороху много, пушку я вычистил. Авось дадим отпор Пугачеву. Господь не выдаст, свинья не съест!

– А что за человек этот Пугачев? – спросила комендантша.

Тут Иван Игнатьич заметил, что проговорился, и закусил язык. Но уже было поздно. Василиса Егоровна принудила его во всем признаться, дав ему слово не рассказывать о том никому.

Василиса Егоровна сдержала свое обещание и никому не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то потому только, что корова ее ходила еще в степи и могла быть захвачена злодеями.

Вскоре все заговорили о Пугачеве. Толки были различны. Комендант послал урядника с поручением разведать хорошенько обо всем по соседним селениям и крепостям. Урядник возвратился через два дня и объявил, что в степи верст за шестьдесят от крепости видел он множество огней и слышал от башкирцев, что идет неведомая сила. Впрочем, не мог он сказать ничего положительного, потому что ехать далее побоялся.

В крепости между казаками заметно стало необыкновенное волнение; во всех улицах они толпились в кучки, тихо разговаривали между собою и расходились, увидя драгуна или гарнизонного солдата. Посланы были к ним лазутчики. Юлай, крещеный калмык, сделал коменданту важное донесение. Показания урядника, по словам Юлая, были ложны: по возвращении своем лукавый казак объявил своим товарищам, что он был у бунтовщиков, представлялся самому их предводителю, который допустил его к своей руке и долго с ним разговаривал. Комендант немедленно посадил урядника под караул, а Юлая назначил на его место. Эта новость принята была казаками с явным неудовольствием. Они громко роптали, и Иван Игнатьич, исполнитель комендантского распоряжения, слышал своими ушами, как они говорили: «Вот ужо тебе будет, гарнизонная крыса!» Комендант думал в тот же день допросить своего арестанта; но урядник бежал из-под караула, вероятно при помощи своих единомышленников.

Новое обстоятельство усилило беспокойство коменданта. Схвачен был башкирец с возмутительными листами. По сему случаю комендант думал опять собрать своих офицеров и для того хотел опять удалить Василису Егоровну под благовидным предлогом. Но как Иван Кузмич был человек самый прямодушный и правдивый, то и не нашел другого способа, кроме как единожды уже им употребленного.

«Слышь ты, Василиса Егоровна, – сказал он ей покашливая. – Отец Герасим получил, говорят, из города…» – «Полно врать, Иван Кузмич, – перервала комендантша, – ты, знать, хочешь собрать совещание да без меня потолковать об Емельяне Пугачеве; да лих, не проведешь!» Иван Кузмич вытаращил глаза. «Ну, матушка, – сказал он, – коли ты уже все знаешь, так, пожалуй, оставайся; мы потолкуем и при тебе». – «То-то, батька мой, – отвечала она, – не тебе бы хитрить; посылай-ка за офицерами».

Мы собрались опять. Иван Кузмич в присутствии жены прочел нам воззвание Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о своем намерении идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал не супротивляться, угрожая казнию в противном случае. Воззвание написано было в грубых, но сильных выражениях и должно было произвести опасное впечатление на умы простых людей.

– Каков мошенник! – воскликнула комендантша. – Что смеет еще нам предлагать! Выдти к нему навстречу и положить к ногам его знамена! Ах он собачий сын! Да разве не знает он, что мы уже сорок лет в службе и всего, слава богу, насмотрелись? Неужто нашлись такие командиры, которые послушались разбойника?

– Кажется, не должно бы, – отвечал Иван Кузмич. – А слышно, злодей завладел уж многими крепостями.

– Видно, он в самом деле силен, – заметил Швабрин.

– А вот сейчас узнаем настоящую его силу, – сказал комендант. – Василиса Егоровна, дай мне ключ от анбара. Иван Игнатьич, приведи-ка башкирца да прикажи Юлаю принести сюда плетей.

– Постой, Иван Кузьмич, – сказала комендантша, вставая с места. – Дай уведу Машу куда-нибудь из дому; а то услышит крик, перепугается. Да и я, правду сказать, не охотница до розыска. Счастливо оставаться.

Пытка, в старину, так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ, уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия. Думали, что собственное признание преступника необходимо было для его полного обличения, – мысль не только неосновательная, но даже и совершенно противная здравому юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности. Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая. В наше же время никто не сомневался в необходимости пытки, ни судьи, ни подсудимые. Итак, приказание коменданта никого из нас не удивило и не встревожило. Иван Игнатьич отправился за башкирцем, который сидел в анбаре под ключом у комендантши, и через несколько минут невольника привели в переднюю. Комендант велел его к себе представить.

Башкирец с трудом шагнул через порог (он был в колодке) и, сняв высокую свою шапку, остановился у дверей. Я взглянул на него и содрогнулся. Никогда не забуду этого человека. Ему казалось лет за семьдесят. У него не было ни носа, ни ушей. Голова его была выбрита; вместо бороды торчало несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали еще огнем. «Эхе! – сказал комендант, узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщиков, наказанных в 1741 году. – Да ты, видно, старый волк, побывал в наших капканах. Ты, знать, не впервой уже бунтуешь, коли у тебя так гладко выстрогана башка. Подойди-ка поближе; говори, кто тебя подослал?»

Старый башкирец молчал и глядел на коменданта с видом совершенного бессмыслия. «Что же ты молчишь? – продолжал Иван Кузмич, – али бельмес по-русски не разумеешь? Юлай, спроси-ка у него по-вашему, кто его подослал в нашу крепость?»

Юлай повторил на татарском языке вопрос Ивана Кузмича. Но башкирец глядел на него с тем же выражением и не отвечал ни слова.

– Якши, – сказал комендант, – ты у меня заговоришь. Ребята! сымите-ка с него дурацкий полосатый халат, да выстрочите ему спину. Смотри ж, Юлай: хорошенько его!

Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверок, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов взял его руки и, положив их себе около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся, тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок.

Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.

Все были поражены. «Ну, – сказал комендант, – видно, нам от него толку не добиться. Юлай, отведи башкирца в анбар. А мы, господа, кой о чем еще потолкуем».

Мы стали рассуждать о нашем положении, как вдруг Василиса Егоровна вошла в комнату, задыхаясь и с видом чрезвычайно встревоженным.

– Что это с тобою сделалось? – спросил изумленный комендант.

– Батюшки, беда! – отвечала Василиса Егоровна. – Нижнеозерная взята сегодня утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он видел, как ее брали. Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в полон. Того и гляди злодеи будут сюда.

Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости, тихий и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича. Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти. С часу на час должно было и нам ожидать нападения Пугачева. Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло.

– Послушайте, Иван Кузмич! – сказал я коменданту. – Долг наш защищать крепость до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если дорога еще свободна, или в отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи не успели бы достигнуть.

Иван Кузмич оборотился к жене и сказал ей: «А слышь ты, матушка, и в самом деле, не отправить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтовщиками?»

– И, пустое! – сказала комендантша. – Где такая крепость, куда бы пули не залетали? Чем Белогорская ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся!

– Ну, матушка, – возразил Иван Кузмич, – оставайся, пожалуй, коли ты на крепость нашу надеешься. Да с Машей-то что нам делать? Хорошо, коли отсидимся или дождемся сикурса; ну, а коли злодеи возьмут крепость?

– Ну, тогда… – Тут Василиса Егоровна заикнулась и замолчала с видом чрезвычайного волнения.

– Нет, Василиса Егоровна, – продолжал комендант, замечая, что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его жизни. – Маше здесь оставаться не гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться; даром что ты старуха, а посмотри, что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом.

– Добро, – сказала комендантша, – так и быть, отправим Машу. А меня и во сне не проси: не поеду. Нечего мне под старость лет расставаться с тобою да искать одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать.

– И то дело, – сказал комендант. – Ну, медлить нечего. Ступай готовить Машу в дорогу. Завтра чем свет ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть людей лишних у нас и нет. Да где же Маша?

– У Акулины Памфиловны, – отвечала комендантша. – Ей сделалось дурно, как услышала о взятии Нижнеозерной; боюсь, чтобы не занемогла. Господи владыко, до чего мы дожили!

Василиса Егоровна ушла хлопотать об отъезде дочери. Разговор у коменданта продолжался; но я уже в него не мешался и ничего не слушал. Марья Ивановна явилась к ужину бледная и заплаканная. Мы отужинали молча и встали из-за стола скорее обыкновенного; простясь со всем семейством, мы отправились по домам. Но я нарочно забыл свою шпагу и воротился за нею: я предчувствовал, что застану Марью Ивановну одну. В самом деле, она встретила меня в дверях и вручила мне шпагу. «Прощайте, Петр Андреич! – сказала она мне со слезами. – Меня посылают в Оренбург. Будьте живы и счастливы; может быть, господь приведет нас друг с другом увидеться; если же нет…» Тут она зарыдала. Я обнял ее. «Прощай, ангел мой, – сказал я, – прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе!» Маша рыдала, прильнув к моей груди. Я с жаром ее поцеловал и поспешно вышел из комнаты.

Да лих (устар.) – да нет уж.

Имеется в виду указ Александра I об отмене пыток.

В 1741 году произошло восстание в Башкирии. Многим участникам восстания в наказание обрезали носы и уши.

Якши (татарск.) – хорошо.

Общая электронная тетрадь

1. Слова с суффиксом -щина.
— Барщина - даровой принудительный труд крепостных крестьян, работавших со своим инвентарем в хозяйстве земельного собственника, помещика. Кроме того, барщинные крестьяне платили помещику различные натуральные подати, поставляя ему сено, овес, дрова, масло, птицу и т. д. За это помещик выделял крестьянам часть земли и позволял ее обрабатывать Барщина составляла 3-4, а порой даже 6 дней в неделю. Указ Павла I (1797 г.) о трехдневной барщине носил рекомендательный характер и в большинстве случаев помещиками игнорировался.
— Бесовщина — О сверхъестественном, загадочном событии, происшествии (обычно неприятном).
— Поповщина — Одно из направлений в старообрядстве, признающее церковную иерархию и священников.
— Достоевщина — 1. Психологический анализ в манере Достоевского (с оттенком осуждения). 2. Душевная неуравновешенность, острые и противоречивые душевные переживания, свойственные героям романов Достоевского.
— Разинщина -Ненаучное название, данное буржуазными историками революционному движению русского крестьянства, городской бедноты и казачьей голытьбы во второй половине 17 века
— Же́нщина - самка человека, один из двух полов внутри рода людей.
-Толстовщина — это учение, выдуманное графом Львом Толстым в 1881 году. Толстой отверг Бога Личного, Живоначальную Троицу, Божию Матерь, свв. Ангелов и праведников. Он не признает личной загробной жизни. Христа Спасителя считает не Богочеловеком, но простым человеком, как и он сам, отвергает Его чудеса, Воскресение и Вознесение на небо, отвергает Божественную благодать, священнодействия Христианские, Святую Церковь Христову и многое другое. Чтобы Толстому верили люди, он извратил и переделал по-своему Евангелие Христово и назвал его не своим, а христианским; словом. поступил Толстой во всем, как самый наглый мошенник, и за это его отлучили (вернее он сам себя отлучил) от Церкви Христовой, от Господа Спасителя и спасения
1. Смысл названия главы:
ПУГАЧЁВЩИНА — О крестьянской войне в России 1773 — 1775 гг. ->энц. Крестьянская война под предводительством Е.И.Пугачёва в 1773 — 1775 гг. охватила Приуралье, Зауралье, Среднее и Нижнее Поволжье, в войне участвовали крепостные крестьяне, яицкие казаки, работные люди уральских заводов, народы Поволжья.
2. Перечислите значительные факты главы.
1. Комендант получает уведомление о разбойничьей шайке Емельяна Пугачева, нападающей на крепости. Василиса.
2. Егоровна все выведывает, и слухи о приступе распространяются по всей крепости.
3. Пугачев призывает противника сдаваться.
4. Одно из воззваний попадает в руки Миронова через пойманного башкирца, у которого нет носа, ушей и языка (последствия пыток).
5. Иван Кузьмич решает отослать Машу из крепости.
6. Маша прощается с Гриневым.
7. Василиса Егоровна отказывается уезжать и остается с мужем.
3. ЧЕСТЬ — ЧЕСТНО — ПОСТУПАТЬ ЧЕСТНО — ИМЕТЬ ЧЕСТЬ — «ЧЕСТЬ ИМЕЮ!» Объясните, как связан эпиграф к повести с событиями, происходящими в главе? Как поступают герои: по чести или нет?
Эпиграф связан с событиями так, что Ивана Игнатьича и Василису Егоровну казнят повешеньем. В эпиграфе описывается тоже самое:
«Только выслужила головушка
Два высокие столбика,
Перекладинку кленовую,
Еще петельку шелковую.»
Честь - комплексное морально-этическое и социальное понятие, связанное с оценкой таких качеств индивида, как верность, справедливость, правдивость, благородство, достоинство.
Мы считаем, что герои поступают не по чести, т.к. хорошие люди были убиты не за что.

Глава VI. Пугачевщина

В начале главы Пушкин дает подробное описание поло­жения, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773 года. Она была населена множеством полудиких народов, они часто устраивали возмущения, так как недавно признали владычество российских государей. Он не привыкли к законам, отличались легкомыслием и жестокостью. Но и казаки, кото­рые должны были охранять порядок, сами были небезопасны для правительства: казаков всегда отличало свободолюбие, не­способность подчиняться. Ужесточение мер генерал-майором Таубенбергом привело к бунту с их стороны.

Это повествование подготавливает читателя к тому, что про­изойдет дальше: в такой обстановке волнения могли вспыхнуть в любой момент.

Те приготовления, которые начались в крепости после получения письма генерала, заключались в следующем: было проведено совещание, начали чистить пушку, которая уже дав­но превратилась в урну. Было решено усилить дозоры и карау­лы. Описание приготовлений вызывает улыбку у читателя, так как эти приготовления строятся вокруг хитрости Ивана Кузь­мича, не желавшего открывать тайны жене, и любопытства Ва­силисы Егоровны, которая во что бы то ни стало хотела узнать, в чем суть происходящего. Так автор еще раз подчеркивает, что крепость очень слабо защищена.

4.7 (94%) 150 votes


На этой странице искали:

  • опишите губернию которая обитаема была множеством полудиких народов
  • какие приготовления начались в крепости после получения письма от генерала
  • капитанская дочка план 6 главы
  • план 6 главы капитанской дочки
  • какие приготовления начались в крепости после получения письма