История города Зимы
Первое упоминание о городе Зиме содержится в материалах Центрального государственного архива древних актов - «Ревизских сказках» середины XVIII века. В августе 1743 Иркутская провинциальная канцелярия дала распоряжение о создании станции на Большой Московской дороге. По этой дороге в середине XVIII века гнали заключенных. Свое название Зима получила от бурят: они называли это место зэмэ, что в переводе означает вина, проступок.
Первым жителем Зимы считается ямщик Никифор Матвеев. «В прошлом 1743 по Указу Иркутской канцелярии из Братского острога он, Матвеев, приписан на Зиминский станец в ямщики для содержания подвозной гоньбы… в семигривенном окладе», - записано в «Ревизских сказках».
На протяжении второй половины XVIII века и всего XIX века Зима развивалась как родовая притрактовая деревня. Селились в Зиме строители и рабочие железной дороги, ссыльные, заключенные. В 1878 село являлось центром сельского Зиминского общества, куда входили Хулгунуйская заимка и деревня Ухтуй.
В 1891 началось сооружение Транссибирской железнодорожной магистрали. Появилась станция Зима, где были построены локомотивное депо, железнодорожные мастерские, жилой поселок.
Статус города присвоен поселению в 1917.
Сегодня г. Зима - это город областного подчинения, центр административного района Иркутской области, крупная опорная железнодорожная станция Восточно-Сибирской железной дороги.
В период с 1906 по 1913 -ый проводится Столыпинская аграрная реформа. На станцию Зима прибывает большая масса переселенцев из различных районов Европейской России. Их силами начато масштабное сельскохозяйственное освоение прилегающих к Транссибирской магистрали земель. Со станции Зима стали отправляться хлебные и лесные грузы.
В 1933 году — в «Зиме» родился поэт Евгений Евтушенко. Правда, есть источники, утверждающие, что это всего лишь легенда. Кстати, есть забавная история, связанная с поэтом. Кто-то может подумать, что это скорее фарс - но это не совсем так.
Евгений Евтушенко
В 1962 году, находясь в Гамбурге, Пол Маккартни получил от подруги в подарок переведенную на английский язык книгу стихов Евтушенко «Станция Зима» («Zima Station»). Говорят, перед выступлениями битлы любили ее почитывать для поднятия настроения, и однажды даже напугали случайно заглянувшего в гримерку саксофониста из дружественной команды выразительной декламацией стихов Евтушенко - тот подумал, что своим появлением нарушил какой-то интимный творческий ритуал, пробормотал извинения и выскочил вон. Вот, собственно, и все. Это и породило появление источников, где Евтушенко преподносится не иначе как «пятый битл», что вы можете самостоятельно проверить. Пусть детали этого «сотрудничества» так и остаются тайной, разгадку которой вряд ли вспомнит хоть кто-то из музыкантов. Определенно, правдой здесь является лишь то, что советский поэт был даже в те годы широко известен и популярен не только у себя на родине, но и далеко за ее пределами.
Летом 1976 года станцию Зима проезжал Владимир Семёнович Высоцкий — есть снимок Высоцкого с золотопромышленником Тумановым.
Как это было: «… по пути из Нижнеудинска, в поезде, Л.Мончинский сделал около десятка снимков Высоцкого с гитарой и несколько снимков на вокзале города «Зима», потому что Высоцкий очень хотел подарить фото из Зимы Е.Евтушенко.»
…Высоцкий все подходил к проводнику, спрашивал, когда Зима, а на станции первым спрыгнул с подножки и ушел в город. Вернулся он перед самым отходом поезда, пыльный, счастливый.
— Городок-то не очень приметный, — говорил он, провожая взглядом прочно сидящие на земле деревянные дома.
— Обыкновенный городок сибирский. Но видишь, как получается, — поэт в нем родился…
Он имел в виду Евгения Александровича Евтушенко.
Кстати, вопреки распространённой легенде, Евтушенко родился не в городке с романтическим названием «Зима», а именно в Нижнеудинске. И фамилия у него была не Евтушенко, а фамилия отца: Гангнус. в Зиме Евтушенко жил с бабушкой только во время эвакуауции. Расставание с неудобной тогда немецкой фамилией и омоложение на год, произошли перед возвращением мальчика Жени в Москву, что позволило избежать трудностей с оформлением документов.
То ли Высоцкий находился во власти сказки о Зиме, то ли под «рождением поэта» он понимал не биологический акт, а творческий: «Станция Зима» — первая поэма Евтушенко.
Архитектурное наследие города представлено действующей белокаменной церковью Святого Николая Угодника (1884 года), деревянными усадьбами XIX века.
На 2015 год — численность населения незначительно, но сокращается и сегодня составляет — 31 440 человек.
Вот такая история получилась — поделился своими впечатлениями. А еще понравилось вот эта фотография, чтобы Вы понимали, насколько красивой может быть зима в глубинке — настоящая, пушистая, красивая. Снимок сделан совсем рядом с городом «Зима», также в Иркутской области — в г. Усть–Илимск. Я бы назвал этот снимок: «трамвай мечты»
фото: joyreactor.cc
Если быть совсем откровенным, и задаться вопросом -посетил бы я этот город — а почему бы и нет. И дело не в том, что однажды таким же вопросом был озадачен великий Владимир Семенович… Я бы приехал зимой, все же хочется прогуляться по заснеженным улицам города с многообещающим названием, постоял бы на площади, слепил бы вместе с местными жителями снеговика, и сделал бы шикарный снимок на память: зимою в городе «Зима». Покатался бы на снежных горках, вспомнил бы детство, свое провинциальное детство…
Уверен, что этот чудесный северный город живет своею особенной жизнью и своими историями, и когда — нибудь, в одну из зим я возьму билет до Иркутска, куплю шампанского и прилечу отпраздновать Новый год в маленький провинциальный город «Зима», и этот праздник будет особенным — с гармошками и песнями, частушками, снежками, катанием на санях — таким, каким должен быть настоящий Новый Год.
Когда мы в день смерти Евгения Евтушенко приехали в иркутский город Зима, было 15 градусов тепла, а через несколько часов, когда мы уезжали, землю уже покрыл снег, словно под строки родившегося здесь поэта.
Идут белые снеги,
как по нитке скользя…
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя…
"Солидный град районный"
Есть несколько версий того, откуда произошло название селения на берегу Оки. Мы выберем одну: "зам", "зама" - по-бурятски "путь", "дорога". Жизнь поэта оборвалась в США, а начиналась она именно здесь - на станции Зима Транссибирской магистрали. Это место Евтушенко всегда считал особенным, благословенным, гордился тем, что смог стихами и поэмами прославить его на весь мир. Зная, как много для него значила Зима, страшнее всего было приехать сюда, когда известие о смерти поэта уже докатилось из-за океана до сибирской глубинки, и не услышать никакого отзвука. Или еще хуже - услышать неискренние слова, увидеть наигранное горе: сам Евтушенко всегда считал лицемерие главной бедой человечества.
Старинная городская застройка, деревянное кружево где-то покосившихся, где-то еще совсем бодрых домишек, уютный дым из печей.
Зима - солидный град районный,
а никакое не село.
Мы вышли у центральной площади, где когда-то на выступления своего земляка собиралась не одна тысяча людей. На соседней автобусной остановке под холодным ветром переминались с ноги на ногу несколько человек. Если нужно пережить разочарование, хотелось пережить его быстрее. Спросить прямо: "Умер великий поэт, сын этой земли. Есть ли вам дело до этого?" Услышать холодное, как ветер, "нет" - и уехать быстрее. Нелепо начинаю разговор с "Вы знаете?.."
Ну знаю. А вам-то что? - грубовато отвечает пожилая женщина.
Пытаюсь понять, что Евтушенко значил для своих земляков.
Ушел человек, который всегда о нас думал и многое для нас сделал. А понятно вам или нет - это уж вам решать.
Подошел автобус. Успеваю узнать, что женщину зовут Людмила Анатольевна и что в ту же школу, что Евтушенко, она пошла как раз в тот год, когда он уезжал из Зимы (в 1944 году семья переехала в Москву), а потом не раз виделась с ним на встрече выпускников. Уточнить, чем именно живший за рубежом поэт мог помочь маленькому городку, уже не получится: двери захлопнулись, автобус уехал.
Прижизненный музей
Дом-музей поэзии находится в квартале от центральной площади. К сожалению, родной дом, где жила семья геолога и поэта-любителя Александра Гангнуса и актрисы Зинаиды Евтушенко, переехавшая в Зиму с двухмесячным Женей, не сохранился. Но цел этот, где жили дядя и тетя и где Женя проводил много времени. Усадьбу (не без финансовой поддержки поэта) отреставрировали в 2001 году и, конечно, стали называть музеем Евтушенко - прижизненным.
"Жить и жить бы на свете, да, наверно, нельзя…" Вот цветастая - как любимые им пиджаки и рубашки - скамейка. Вот сцена под открытым небом, которую заботливо перестроили в 2015-м, когда Евтушенко был здесь в последний раз, во время своего российского турне.
"Раньше она была высокая, Евгений Александрович болел уже. Перестроили к его приезду, чтоб удобнее было подниматься", - успевает рассказать нам сторож Сергей Иванович.
В Зиме о том, что не стало "хозяина" музея, сторож узнал, наверное, первым: позвонили в час ночи "то ли из Москвы, то ли из самой Америки". Говорит, цветы к музею начали приносить рано утром. Молодежь тоже приходит - просто молча гуляют по усадьбе. К ручке входной двери аккуратно примотаны зеленой изолентой красные гвоздики - ведь нашли же зеленую, под цвет стебельков! Сергей Иванович делится своими личными впечатлениями о Евтушенко - здесь, в Зиме, они есть почти у каждого.
Счастливее Пушкина
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня...
Евтушенко говорил, что он счастливее Пушкина, потому что может "поцеловать директора своего музея". Мы ждем заведующую музеем, сделавшую счастливым великого поэта.
Лидия Евинова появилась в воротах усадьбы в черном атласном костюме и кружевном платке в контраст белому как снег лицу. Под руку ее вел статный пожилой мужчина с медалями на пиджаке. Сложно поверить, но совсем не похожий на 90-летнего старика Валентин Смолянюк действительно ветеран Великой Отечественной, "на пять лет старше Жени". Знакомы с тех пор, когда такая разница в возрасте была существенной.
"В 15 лет я устроился художником-оформителем в местный кинотеатр, рисовал афиши, а мальчишки мне помогали. Среди них был Женя. Я пускал его с друзьями во время киносеанса посидеть за экраном - так они смотрели "обратное" кино, про которое он потом где-то напишет", - вспоминает Валентин Григорьевич.
Молча усаживаемся за круглый стол в по-деревенскому уютной, жарко натопленной комнате музея. Евинова ничего не говорит, но и так понятно: точно так же за этот стол усаживался поэт, пил чай с лесной сибирской земляникой и черемуховыми пирогами, которых так не хватало в Америке. Чувствую: спроси я что-нибудь сейчас - и у Лидии Георгиевны снова польются недавно остановленные слезы. Старается не плакать, но они все равно предательски выступают.
Валентин Григорьевич вспоминает, как варили уху на речке: "Женя любил сам закладывать рыбу, а Маша (жена Евтушенко. - Прим. ТАСС) ему помогала".
"Конечно, он великий поэт. Но его талант еще и в том, как он проживал каждый момент времени на сто процентов, с полной отдачей. Вот, к примеру, раздает он здесь автографы. Поставить просто закорючку и успокоиться он не может: обязательно поговорит с человеком, узнает, кем работает, чем живет. И даже в этом коротком разговоре успеет отдать ему часть себя. И что самое поразительное: ведь Женя очень болел, когда был здесь последний раз, но запал энергии, любовь к жизни, как светились его глаза - все было точно таким же, как раньше, ничего не выдавало болезни".
Молились и ждали
"Здесь, во дворе, его энергией собиралось столько народу - не то что присесть, яблоку негде было упасть! И Маша скромно сидела где-то на ступеньках. И мы все переживали: как же, жена нашего поэта - и где-то на ступеньках сидит! А ей, говорит, ничего, и так все нравится, - включается в разговор Лидия Георгиевна, к лицу которой после стакана черного чая (на станции Зима его пьют в подстаканниках) вернулся румянец".
Она открывает фотоальбом, который готовили к 85-летию Евгения Александровича. Вот сплав по сибирским рекам с иркутским журналистом Леонидом Шинкаревым, а вот 1990-е годы, Евтушенко со своими студентами в США, где преподавал историю русской литературы и русского и европейского кино. Каждое фото по старинке наклеено на бархатистый картон. Листы еще слегка влажные: их клеили накануне до позднего вечера. Знали, что Евтушенко плохо, но все равно молились и клеили. И иконку показывает - лик святого Пантелеймона. На обратной стороне написано дорогой рукой: "Это святой нашей семьи. Пусть хранит тебя, Лида".
Верил ли в Бога? Как мог не верить поэт, писавший "Дай бог быть богом хоть чуть-чуть, но быть нельзя чуть-чуть распятым". Лидия Георгиевна встает из-за стола, читает несколько четверостиший и прибавляет: "Вот он носил бабушкин крестик, но всегда говорил, что крест должен быть внутри!"
Дверь иногда поскрипывает, за круглым столом людей становится все больше - сотрудники музея, библиотеки, местные поэты. На вопрос, много ли в Зиме поэтов, ответить не могут: как узнать, сколько это - много, а сколько - мало. Начинают перечислять и диву даешься, особенно когда слышишь про совсем молодых авторов. Сходу называют с десяток имен, все печатаются, и это при том, что в самой Зиме всего-то 30 тысяч жителей.
Председатель местного литературного объединения Наталья Якимова переехала сюда 40 лет назад, еще школьницей.
"Бабушка сказала мне тогда, что здесь жил великий поэт. В эту минуту я что-то почувствовала внутри, и стали рождаться стихи", - признается она.
Такие беседы, как и сама жизнь, заканчиваются тогда, когда кажется, что так много еще нужно сказать. В ней поставил точку снег, заставивший собираться в обратный путь. Провожали, как положено, всем миром. Выйдя за ворота усадьбы на пустую улицу, Лидия Григорьевна целовала всех на прощанье под белыми хлопьями:
Так всегда делал Евгений Александрович. Никогда не уезжал, не расцеловав всех!
Евтушенко любил эту землю и она ответила ему взаимностью, рифмуя его талант с жизнью дорогих сердцу земляков.
Екатерина Слабковская
В 60-70-ые годы он собирал полные залы поклонников и читал стихи. Поэт был невероятно популярен, его проникновенные слова западали в душу. Благодаря Евтушенко миллионы людей узнавали и о Братской ГЭС , и о Байкале , и о малой родине поэта – железнодорожной станции с названием Зима . Там он родился и вырос. Туда приезжал в 2015 году, как оказалась, в последний раз. «Я возвращаюсь в Сибирь не как гость, а как ее благодарный сын»,- говорил в одном из интервью Евтушенко.
А вот и те самые стихотворения и поэмы о сибирских просторах, каждая строчка которых пропитана любовью в родине. «Комсомолка» публикует отрывки из бессмертных произведений.
«Станция Зима», поэма
Простились, и, ступая осторожно,
разглядывая встречных и дома,
я зашагал счастливо и тревожно
по очень важной станции -
Я рассудил заранее на случай
в предположеньях, как ее дела,
что если уж она не стала лучше,
то и не стала хуже, чем была.
Но почему-то выглядели мельче
Заготзерно, аптека и горсад,
как будто стало все гораздо меньше,
чем было девять лет тому назад.
И я не сразу понял, между прочим,
описывая долгие круги,
что сделались не улицы короче,
а просто шире сделались шаги.
Здесь раньше жил я, как в своей квартире,
где, если даже свет не зажигать,
я находил секунды в три-четыре,
не спотыкаясь, шкаф или кровать.
«Я сибирской породы… »
Я сибирской породы.
Ел я хлеб с черемшой
и мальчишкой паромы
тянул, как большой.
Раздавалась команда.
Шел паром по Оке .
От стального каната
были руки в огне.
Мускулистый,
лобастый,
я заклепки клепал,
и глубокой лопатой,
как велели, копал….
«Опять на станции Зима»
Зима! Вокзальчик с палисадом,
деревьев чахлых с полдесятка,
в мешках колхозниц поросята…
И замедляет поезд ход,
и пассажиры волосато,
в своих пижамах полосатых,
как тигры, прыгают вперед.
Вот по перрону резво рыщет,
роняя тапочки, толстяк.
Он жилковатым носом свищет.
Он весь в поту. Он пива ищет
и не найдет его никак….
«Родной сибирский говорок»
Родной сибирский говорок,
как теплый легонький парок
у губ, когда мороз под сорок.
Как омуль, вымерший почти,
нет-нет, он вдруг блеснет в пути
забытым всплеском в разговорах.
Его я знаю наизусть.
Горчит он, как соленый груздь.
Как голубика- с кислецой
и нежной дымчатой пыльцой.
Он как пропавшая с лотка
черемуховая мука,
где, словно карий глаз кругла,
глядишь, - и косточка цела.
Когда истаивает свет,
то на завалинке чалдоночка
с милком тверда, как плоскодоночка:
«Однако, спать пора - темнеет…»
«Ты за мною, Байкал»
Ты за мною, Байкал,
словно Бульба Тарас за Остапом,
Если сети ты рвешь
И, поднявшись, кудлато, горбато,
«Слышишь сынку?» - ревешь,
отвечаю тебе: «Слышу, батько!»
В небоскребы втыкал
я, немножно озороватый,
твое знамя, Байкал, -
словно парус - кафтан дыроватый.
К твоим скалам, Байкал,
Не боясь расшибиться о скалы.
Я всегда выгребал -
беглый каторжник славы.
Без тебя горизонт
быть не может в России лучистым.
Если ты загрязнен,
не могу себя чувствовать чистым.
Словно крик чистоты
Слышишь сынку?»
«Братская ГЭС», поэма
Не буду говорить, что сразу юность -
ах, ах! - на крыльях радости вернулась,
но я поехал строить в Братске ГЭС.
Да, юность, мальчик мой, невозвратима,
но посмотри в окно: там есть плотина?
И, значит, я на свете тоже есть.
«Сватовство»
Сорок первого года жених,
на войну уезжавший назавтра в теплушке,
был посажен зиминской родней
на поскрипывающий табурет,
и торчали шевровых сапог
еще новые бледные ушки
над загибом блатных голенищ,
на которых играл золотой
керосиновый свет.
Евгений Евтушенко ответил на видеопослание журналистов, путешествующих по России на электричкахФото: Иван МАКЕЕВ
ЗВОНОК В ГОРОД ТАЛСА, США.
Алло, Евгений Александрович, это Саша Гамов из «Комсомолки». Два наших журналиста поехали на электричках по всей стране - от Москвы до Владивостока - и добрались до станции Зима. И вот они записали видеописьмо, адресованное вам. Включаю запись...
СТАНЦИЯ ЗИМА, РОССИЯ
Ворсобин:
Евгений Александрович, здравствуйте!
Гусейнов:
Добрый день.
Ворсобин:
С вашей родины мы передаем вам большой сибирский привет. Сейчас зима, мороз 30 градусов. Самая хорошая сибирская погода. И мы в вашем родном городе, не то что вас здесь все знают, здесь вас все любят. И нам посчастливилось передать привет с самой Зимы. Конечно же, как мы можем передать приветы без стихов?
«...Но землю эту в пальце разминая,
Ее водой своих детей поя,
Любуясь ею, поняли: родная!
Почувствовали: кровная, своя...»
Вот это чувство родины мы хотели передать вам.
Станция Зима.
Гусейнов:
Привет вам!
Ворсобин:
До свидания.
Евтушенко:
Спасибо большое, ребята...
- Что бы вы, Евгений Александрович, хотели бы передать нашим журналистам?
Что надо просто быть пытливыми. Понимать, в чем проблемы. Там проблем много. Это я знаю. Там не очень все легко, людям живется довольно трудновато. Надо думать, как им помочь. Они сами все увидят.
- Они ночуют на вокзалах, встречаются с простыми людьми. Рассказывают, какая жизнь там.
Очень хорошо, так и должны поступать настоящие корреспонденты. Они должны все излазить, все видеть. Все хорошее и все плохое, должны все описывать.
- Ваше стихотворение они правильно прочитали?
Совершенно правильно. Это из поэмы «Станция Зима». Это моя первая поэма. Она была написана в 1954 году. Я поехал после смерти Сталина туда.
- Этот привет вам наших ребят вызвал у вас какие-то воспоминания о Зиме?
Еще бы! Я ведь снимал фильм там. Тогда было очень плохо, вообще ничего в магазинах не было. В 1979-м. Со мной же 70 человек приехало туда, вся экспедиция, это - первый фильм о Сибири , который поставлен был в Сибири. Потому что даже «Сибириаду» снимали в Твери .
- Этот фильм как назывался?
- «Детский сад»... Конечно, было трудно работать. И мне предложил горисполком: знаете, мы вам можем устроить, поставить на особое спецпитание. Будем с проходящих поездов снимать специально для вас из вагонов-ресторанов продукты. Я им сказал: я не могу этим заниматься, у меня здесь все родные, я не могу - какое-то особое питание.
Действительно, тогда так было, чтобы прожить нормально, чтобы что-то есть, только снимать с вагона-ресторана из проходящих поездов. Это они хотели такое обслуживание нам сделать.
- Для Евтушенко специально.
Да, я сказал своим: ребята, я вам не советую это делать. И все меня поняли. И их всех разобрали по домам. И делились с ними всем. И к нашим относились все очень хорошо, ко всей группе.
Когда мы снимали базар военного времени, местные жители все приходили, снимались бесплатно. Ничего не просили. Они приходили в тех шубейках, кацавейках, которые у них были…
Когда наша группа уезжала в Москву , один парень сделал нехорошую, чудовищную вещь. Он был молодой, глупый, был избалован, - сын одного из руководителей «Мосфильма ». Местные жители нам давали все свои семейные фотографии, самое дорогое, что у них было. Чтобы снимать. И он им не вернул обратно эти фотографии семейные, их реликвии. Я сразу же его уволил. И как папа его ни старался спасти, я сказал: нет! Он оскорбил людей.
А они - просто как родные. Они нас всех провожали.
Так никто не снимал фильм. Нам проявляли весь материал, потом нам его присылали. И я разрешал (мне говорили, что случая такого не было), чтобы весь народ ходил и смотрел разные дубли. И чтобы выбирали и голосовали за какой-то. Мне это тоже было очень важно – их мнение. Это обычно прячут режиссеры, тихонечко показывают. А тут - все было открыто. Это было просто замечательно. Они оказались замечательными редакторами.
Кстати, премьеру фильма мы сделали там же, на станции Зима.
- Я ребятам обязательно передам ваш рассказ о Зиме...
И передай им еще мое спасибо. Самое прекрасное, что может быть, – привет с родины.
МЕЖДУ ТЕМ
О машине времени, ненависти к москвичам и золотых тревожных кнопках
32 градуса.
Аутентично, как говорит Гусейнов . Сибирь нас, полу-москвичей (Ворсобин родом из Саранска , Гусейнов - из Калининграда , - Ред.), встретила правильно. Сразу показала, кто есть кто. Где она - крепкая, суровая, с исполинской гордостью смотрящая на нас в окно электрички, а где - европейски -гриппозное «околонуля»
В июле в подмосковном Переделкине отмечали 80-летие Евгения Евтушенко. Юбиляр общался с гостями, собравшимися в музее-галерее его имени, с помощью телемоста Россия – США. И там, конечно же, зашла речь и о Зиме – той маленькой сибирской станции, которая считается родиной поэта. Одна из первых поэм Евтушенко так и называется – «Станция Зима».
Нынешний юбилей Евтушенко отмечал ещё в прошлом году. Никакой подтасовки тут нет: обычная необычность, которыми полна биография Евгения Александровича, поэта, прозаика, актёра, режиссёра, сибиряка, москвича, американца, путешественника, мужа четырёх жён и отца пятерых сыновей. Возможно, это наследственное: мама его, Зинаида Евтушенко, была одновременно геологом и актрисой, тоже сочетание не из рядовых. В общем, на самом деле родился поэт не 80 лет назад, а 81. И произошло это не на станции Зима, как везде им декларируется, а в городе Нижнеудинске. И фамилия его была вовсе не Евтушенко, а Гангнус.
Вот как объясняет эти нестыковки сам Евтушенко: «Во время войны, как множество советских детей, я, конечно же, ненавидел немцев, однако моя не совсем благозвучная фамилия Гангнус порождала не только шутки, но и немало недобрых подозрений… После того как учительница физкультуры на станции Зима посоветовала другим детям не дружить со мной, потому что я немец, моя бабушка Мария Иосифовна переменила мне отцовскую фамилию на материнскую, заодно изменив мне год рождения с 1932-го на 1933-й, чтобы в сорок четвёртом я мог вернуться из эвакуации в Москву без пропуска (пропуск требовался для москвичей от 12 лет и старше)». Разночтение в месте рождения и вовсе пустяки: и то, и то Иркутская область, и там, и там была родня… А детство поэта действительно связано со станцией Зима. Чем он, кумир шестидесятников, собиравший со товарищи – Андреем Вознесенским, Беллой Ахмадулиной, Робертом Рождественским, Булатом Окуджавой – такие толпы на вечера поэзии, что для обеспечения порядка привлекалась конная милиция, весьма гордился. «Народными корнями» бравировал не он один. Один из эпизодов на эту тему описывается в стихотворении «Галстук-бабочка»:
Придавил меня Шукшин
взглядом тяжким и чужим.
Голос угрожающ:
«Я сказать тебе должон –
я не знал, что ты пижон –
шею украшаешь!..»
Крик:
«Ты бабочку сыми!
Ты – со станции Зимы,
а с такой фитюлькой!..»
При знакомстве с Шукшиным победила дружба. Евтушенко согласился снять бабочку, только если оппонент пожертвует кирзовыми сапогами.
Вообще успех юного Евтушенко кажется слишком головокружительным. В 17 лет в газете «Советский спорт» опубликовал первое стихотворение. Через три года, в 1952-м, выпустил первый сборник стихов. И сразу стал самым молодым членом Союза писателей СССР. «Меня приняли в Литературный институт без аттестата зрелости и почти одновременно в Союз писателей, в обоих случаях сочтя достаточным основанием мою книгу», – пишет он в «Преждевременной автобиографии».
В 1955 году вышла в свет поэма «Станция Зима». Но ещё до того, как о сибирской станции, расположенной почти в пяти тысячах километров от Москвы, стало известно поклонникам Евтушенко, о ней писал в 1941 году поэт Дмитрий Кедрин:
…Там крепки бревенчатые срубы,
Тяжелы дубовые кряжи.
Сибирячек розовые губы
В том краю по-прежнему свежи.
В старых дуплах тьму лесных орехов
Белки запасают до весны...
Я б на эту станцию поехал
Отдохнуть от грохота войны.
Понятно, что место это у всех ассоциируется с заметёнными дорогами, тишиной, снегами… Ещё бы – Зима! Между тем название своё местность получила вовсе не в честь времени года, а от бурятского слова «зэмэ» – «вина», «проступок». Объяснение просто: по пролегающей здесь дороге в середине ХVIII века гнали заключённых. В 1743 году иркутская провинциальная канцелярия дала распоряжение о создании станции (пока ещё не железнодорожной). А в ревизских сказках были впервые упомянуты Зима и её первый житель – Никифор Матвеев, который был «приписан на Зиминский станец в ямщики для содержания подвозной гоньбы...».
Потихоньку население Зимы увеличивалось за счёт ссыльных и строителей железной дороги, решение о создании которой было принято в 1887 году. Первый поезд пришёл на станцию Зима 6 октября 1897 года, что стало величайшим событием. С появлением Транссибирской магистрали тихая жизнь Зимы резко изменилась: были построены локомотивное депо, железнодорожные мастерские, всё это требовало рабочих рук… В 1922 году Зима получила статус города, жизнь его была сосредоточена вокруг железной дороги – даже на городском гербе увековечено здание вокзала. Кстати, это здание, маленькое, деревянное, с башенками и старинными часами, особенно сказочное в окружении снегов, помнилось всем, там хоть раз побывавшим.
Уже в 1970-х годах в Иркутской области появилось химическое производство. «Для некогда патриархальной станции Зима пришло время больших перемен… В короткий срок здесь было освоено столько капиталовложений, сколько не осваивалось за всю столетнюю историю сибирского города, – восторгалась газета «Восточносибирская правда». – Среди деревянных домишек появились современные дома. Вырос целый микрорайон Ангарский, названный в честь первопроходцев, строящих химический завод. Сегодня пассажиров транссибирских экспрессов и многочисленных электропоездов встречает новое современное вокзальное здание».
Современному читателю понятно, что с появлением химического производства на местность обрушились экологические проблемы и что типовое бетонное станционное здание вряд ли краше рукотворного, резного, деревянного, но жизнь не законсервируешь. И Зима по-прежнему вдохновляет на творчество. Если когда-то стихи о сибирском полустанке декламировали многочисленные поклонники Евтушенко, то теперь про Зиму напевают поклонники Григория Лепса:
До станции Зима пешком почти полгода,
До станции Зима другой дороги нет.
На станции Зима до пояса сугробы,
До станции Зима в один конец билет…
Автору текста этой песни Владимиру Ильичеву сюжет был навеян тем, что станция была краевым пересыльным пунктом и здесь после амнистии послевоенных лет ждали своих любимых декабристки того времени. Такая она многогранная, эта русская Зима.