Выражения эмоций высших приматов отличаются от оных у людей. У шимпанзе пристальный взгляд широко открытых глаз указывает на угрозу, а улыбка означает страх.

Дарвин не был склонен почивать на лаврах после публикации своего знаменитого труда в 1859 году. Круг его интересов был обширен и включал в том числе голубей, вопросы полового отбора и, что особенно важно для нас, функции эмоций.

В 1872 году увидел свет труд Чарлза Дарвина «Выражение эмоций у человека и животных». Это была его третья по счету книга, основанная на созданной им теории эволюции, и, как и вторая («Происхождение человека»), была написана по причине того, что автор не смог вместить все, что хотел сказать, в первую и самую знаменитую работу.

Дарвин был другом Модсли. У них было много общих интересов, и они часто обсуждали тему эмоций. Дарвина интересовало, для чего существуют эмоции, почему люди обладают ими и на какой основе можно сравнивать эмоции человека с тем типом поведения животных, в первую очередь высших приматов, который можно было бы характеризовать как эмоциональный.

Выражение лица

В центре внимания Дарвина был вопрос о том, как эмоции проявляются в выражении лица, что характерно не только для человека, но и для приматов (и других животных). Дарвин выдвинул гипотезу о том, что способность к мимической активности возникла из базовых параметров физического строения тела. Например, когда ощеривание сопровождается показом зубов в качестве предупреждения. Ответная реакция, отражающая те чувства, которые испытывает человек, — гнев, печаль и прочее, является ментальным рефлекторным актом, позволяющим телу дать адекватный ответ на возникшую ситуацию без необходимости долгих раздумий над ней. Неадекватные эмоции, такие как ярость или паранойя, как полагал Дарвин, были результатом чрезмерной активности нервной системы.

Дарвин проиллюстрировал свои идеи с помощью фотографий актеров, изображающих разные эмоциональные состояния.

На фотографиях показаны: гордость (одним из проявлений которой является в буквальном смысле слова то состояние, когда волосы встают дыбом) и уступчивость.

Теория эмоций

Джеймса—Ланге

В середине 1880-х годов два психолога, работая независимо друг от друга, пришли к пониманию новой природы эмоция. В центре их научных интересов был вопрос о том, что первично — физическая или психическая реакция. Будучи психологами, американец Уильям Джеймс и датчанин Дэйн Карл Ланге изучали мышление, мотивации и поведение, разбив психические процессы на простые составляющие.

Приступив к исследованию эмоций, они предположили следующий сценарий: к вам приближается огромная рычащая собака. Что происходит в следующий момент? Ваши мышцы напрягаются, ваше сердце начинает усиленно биться, кровь отливает от лица, ваш желудок опускается. Вы готовы бежать — быстро. Вы также будете вполне осознавать свои эмоции: страх, который вы ассоциируете со всеми физическими изменениями, плюс к тому вы будете ощущать ментальное усиление своего осознания. У вас только одна мысль — скорее сбежать от собаки. Джеймс и Ланге не были уверены в том, что физическое напряжение тела возникает в результате осознания опасности (мысль, казавшаяся естественной каждому, начиная от Авиценны до Чарлза Дарвина): осмысление ситуации стимулирует адекватную физическую реакцию. Джеймс и Ланге считали (хотя у них не было возможностей доказать это), что сенсорный аппарат мозга посылает команды телу, которое отправляет сигналы обратно в мозг. Это означало, что эмоциональный ответ носил вторичный характер. Тело делало то, что требовалось, а сознание просто подыгрывало ему.

Какие чувства она у вас вызывает? Испуг? Возникает ли у вас готовность бежать, потому что вы чувствуете себя испуганным, или же, напротив, вы чувствуете себя испуганным, так как ваше тело готово бежать само по себе?

С этим выводом согласились не все. Некоторые оппоненты указывали на то, что, если верить этой теории, парализованные люди никогда не испытают эмоций. Современный взгляд на проблему заключается в том, что физические и эмоциональные реакции не взаимосвязаны, но они могут подпитывать друг друга, усиливая воздействие.

Более поздняя и научно обоснованная теория принадлежит Ч. Дарвину. Опубликовав в 1872 году книгу «Выражение эмоций у человека и животных», Ч. Дарвин показал эволюционный путь развития эмоций и обосновал происхождение их физиологических проявлений. Суть его представлений состоит в том, что эмоции либо полезны, либо представляют собой лишь остатки (рудименты) различных целесообразных реакций, которые были выработаны в процессе эволюции в борьбе за существование. Разгневанный человек краснеет, тяжело дышит и сжимает кулаки потому, что в первобытной своей истории всякий гнев приводил людей к драке, а она требовала энергичных мышечных сокращений и, следовательно, усиленного дыхания и кровообращения, обеспечивающих мышечную работу. Потение рук при страхе он объяснял тем, что у обезьяноподобных предков человека эта реакция при опасности облегчала схватывание за ветки деревьев.

Тем самым Дарвин доказывал, что в развитии и проявлении эмоций не существует непроходимой пропасти между человеком и животными. В частности, он показал, что во внешнем выражении эмоций у антропоидов и слепорожденных детей имеется много общего.

Биологические теории эмоций

Теория П.К. Анохина.

Анохин рассматривал эмоциональные состояния "как закономерный факт природы, как продукт эволюции, как приспособительный фактор в жизни животного мира". При этом он опирался на теорию эволюции Ч. Дарвина. Он утверждал, что вопрос сводится лишь к тому, в чем, собственно, состоит биологическая и физиологическая полезность эмоций в осуществлении функций организма. Анохин утверждал, что в процессе эволюции эмоциональные ощущения закрепились как своеобразный инструмент, который удерживает процесс в его оптимальных границах. Тем самым эмоции предупреждают разрушающий характер недостатка и избыточную информацию о каких-либо факторах жизни организма.

Суть его биологической теории состоит в том, что она утверждает, что положительное эмоциональное состояние какой-либо потребности возникает лишь в случае, если информация о совершенном действии, отражает все компоненты положительного результата.

Теория Даффи.

Даффи основывался на учениях Вундта и Спенсера, и считал, что все поведение человека возможно объяснить, используя термины "единого феномена" - организмического возбуждения. Также Даффи утверждал, что поведение может изменяться только лишь относительно двух векторов: направленность, интенсивность.

Направленность - избирательность ответа, которая основывается на ожиданиях, целях и взаимоотношениях организма с окружающей его средой (воспринимаемыми стимулами, исходящими от окружающей среды). В зависимости от значения ситуации (побудительное, угрожающее), индивид может либо подчиняться ей, либо избегать. Интенсивность - следствие общей возбудимости организма, мобилизации энергии.

Мерой интенсивности Даффи считал "количество энергии, высвобожденной из тканей организма". Эмоции Даффи рассматривал как точку, либо как совокупность точек на шкале возбуждения, поэтому в его теории дискретность эмоций можно рассматривать только в контексте интенсивности.

Теория У. Джемса -- Г. Ланге

Теория Джеймса--Ланге--теория, выдвинутая независимо друг от друга американским философом и психологом У. Джеймсом и датским медиком К. Г. Ланге (1880--90-е гг.). Согласно теории Джеймса--Ланге возникновение эмоций обусловлено вызываемыми внешними воздействиями изменениями, как в произвольной двигательной сфере, так и в сфере непроизвольных актов сердечной, сосудистой, секреторной деятельности. Совокупность ощущений, связанных с этими изменениями, и есть эмоциональное переживание. По Джеймсу, "мы печальны потому, что плачем; боимся потому, что дрожим; радуемся потому, что смеемся". Если Джеймс связывал эмоции с широким кругом периферических изменений, то Ланге -- только с сосудистодвигательной системой: состоянием иннервации и просветом сосудов. Таким образом, периферические органические изменения, которые обычно рассматривались как следствие эмоций, объявлялись их причиной. Теория Демса--Ланге представляла собой попытку превратить эмоции в объект, доступный естественному изучению.

Эта законченная с теоретической стороны и достаточно разработанная теория подкупала двумя моментами: с одной стороны, она действительно давала видимое естественнонаучное, биологическое обоснование эмоциональным реакциям, а с другой (она не имела недостатков тех теорий, которые никак не могли объяснить, почему никому не нужные эмоции, остатки животного существования, продолжают еще жить и оказываются с точки зрения ретроспектального опыта такими важными, такими значительными переживаниями, наиболее близко стоящими к ядру личности.

Однако, связав эмоции исключительно с телесными изменениями, она перевела их в разряд явлений, не имеющих отношения к потребностям и мотивам, лишила эмоции их адаптивного смысла, регулирующей функции. Проблема произвольной регуляции эмоций трактовалась при этом упрощенно: считалось, что нежелательные эмоции, например гнев, можно подавить, если намеренно совершать действия, характерные для положительных эмоций. Основные возражения против этой теории, выдвигаемые в психологии, относятся к механистическому пониманию эмоций как совокупности ощущений, вызываемых периферическими изменениями, и к объяснению природы высших чувств. Критика теории Джемса--Ланге физиологами (Ч. С. Шеррингтон, У. Кеннон и др.) основана на данных, полученных в экспериментах с животными. Главные из них свидетельствуют о том, что одни и те же периферические изменения происходят при самых разных эмоциях, а также при состояниях, с эмоциями не связанных.

В ответ на эти упреки Джемс объявил, что органическое происхождение имеют только "низшие" эмоции, унаследованные человеком от животных предков. К этой группе можно отнести такие эмоции, как страх, гнев, отчаяние, ярость, но, конечно, неприложимо к таким "субтильным", по его выражению, эмоциям, как религиозное чувство, чувство любви мужчины к женщине, эстетическое, интеллектуальное, нравственное переживание и т.д. Таким образом, Джемс резко различал области "низших" и "высших" эмоций. Но Л.С. Выготский подверг и эту теорию критике за противопоставление "низших" эмоций, как обусловленных сдвигами в организме, "высшим", истинно человеческим переживаниям, будто бы не имеющим никаких материальных оснований.

Эти теории заложили камень для построения целого ряда метафизических теорий в учении об эмоциях. В этом отношении теория Джемса и Ланге была шагом назад по сравнению с работами Дарвина и тем направлением, которое непосредственно от него развилось.

Теория Кеннона.

Экспериментальные атаки на теорию Джемса-Ланге велись в двух направлениях: со стороны физиологических лабораторий и со стороны психологических лабораторий. Физиологические лаборатории сыграли по отношению к теории Джемса-Ланге предательскую роль, а точнее ее сыграла книга У. Кеннона.

Экспериментальные атаки на теорию Джемса (Ланге велись в двух направлениях: со стороны физиологических лабораторий и со стороны психологических лабораторий. Физиологические лаборатории сыграли по отношению к теории Джемса и Ланге предательскую роль, а точнее ее сыграла книга У. Кеннона. Он одним из первых отметил тот факт, что телесные изменения, наблюдаемые при возникновении разных эмоциональных состояний, весьма похожи друг на друга и по разнообразию недостаточны для того, чтобы вполне удовлетворительно объяснить качественные различия в высших эмоциональных переживаниях человека. Внутренние органы, с изменениями состояний которых Джемс-Ланге связывали возникновение эмоциональных состояний, кроме того, представляют собой малочувствительные структуры, которые очень медленно приходят в состояние возбуждения. Эмоции же обычно возникают и развиваются довольно быстро. В более поздних исследованиях обнаружилось, что из всех структур головного мозга собственно с эмоциями более всего функционально связан даже не сам таламус, а гипоталамус и центральные части лимбической системы. В экспериментах, проведенных на животных, было установлено, что электрическими воздействиями на эти структуры можно управлять эмоциональными состояниями, такими, как гнев, страх (Х. Дельгадо).

Теория Линдсея-Хебба

Психоорганическая теория эмоций (так условно можно назвать концепции Джемса-Ланге) получила дальнейшее развитие под влиянием элекгрофизиологических исследований мозга. На ее базе возникла активационная теория Линдсея-Хебба. Согласно этой теории эмоциональные состояния определяются влиянием ретикулярной формации нижней части ствола головного мозга. Эмоции возникают вследствие нарушения и восстановления равновесия в соответствующих структурах центральной нервной системы. Активационная теория базируется на следующих основных положениях: - Электроэнцефалографическая картина работы мозга, возникающая при эмоциях, является выражением так называемого "комплекса активации", связанного с деятельностью ретикулярной формации.

Работа ретикулярной формации определяет многие динамические параметры эмоциональных состояний: их силу, продолжительность, изменчивость и ряд других.

Вслед за теориями, объясняющими взаимосвязь эмоциональных и органических процессов, появились теории, описывающие влияние эмоций на психику и поведение человека. Эмоции, как оказалось, регулируют деятельность, обнаруживая вполне определенное на нее влияние в зависимости от характера и интенсивности эмоционального переживания. Д.О. Хеббу удалось экспериментальным путем получить кривую, выражающую зависимость между уровнем эмоционального возбуждения человека и успешностью его практической деятельности. Между эмоциональным возбуждением и эффективностью деятельности человека существует криволинейная, "колоколообразная" зависимость. Для достижения наивысшего результата в деятельности нежелательны как слишком слабые, так и очень сильные эмоциональные возбуждения. Для каждого человека (а в целом и для всех людей) имеется оптимум эмоциональной возбудимости, обеспечивающий максимум эффективности в работе. Оптимальный уровень эмоционального возбуждения, в свою очередь, зависит от многих факторов: от особенностей выполняемой деятельности, от условий, в которых она протекает, от индивидуальности включенного в нее человека и от многого другого. Слишком слабая эмоциональная возбужденность не обеспечивает должной мотивации деятельности, а слишком сильная разрушает ее, дезорганизует и делает практически неуправляемой. У человека в динамике эмоциональных процессов и состояний не меньшую роль, чем органические и физические воздействия, играют когнитивно-психологические факторы (когнитивные означает относящиеся к знаниям). В связи с этим были предложены новые концепции, объясняющие эмоции у человека динамическими особенностями когнитивных процессов.

Часть I
ЭМОЦИИ И ВОЛЯ

Ч. Дарвин. Выражение эмоций у человека и животных

Я описал главные выразительные движения у человека и некоторые выразительные движения у низших животных. Я пытался также объяснить происхождение или развитие этих движений, опираясь на 3 принципа.

• Первый принцип гласит: если движения, полезные для удовлетворения какого-нибудь ощущения, повторяются часто, то они становятся настолько привычными, что выполняются всякий раз, когда мы испытываем то же самое желание или ощущение, хотя бы в очень слабой степени, независимо от того, полезны ли эти движения или нет.
• Второй принцип - это принцип антитезы. Привычка произвольно выполнять противоположные движения под влиянием противоположных импульсов прочно установилась у нас благодаря всей практике нашей жизни. Поэтому, если мы, согласно первому нашему принципу, неизменно выполняем определенные действия при определенном душевном состоянии, то при возникновении противоположного настроения мы должны обнаружить сильную и непроизвольную тенденцию к выполнению прямо противоположных действий независимо от того, полезны ли они или нет.
• Согласно третьему принципу , возбужденная нервная система оказывает непосредственное воздействие на тело независимо от воли и в значительной мере независимо от привычки. Опыт показывает, что нервная сила возникает и освобождается при всяком возбуждении цереброспинальной системы. Направление, по которому распространяется эта нервная сила, определяется по необходимости теми путями, которые связывают нервные клетки друг с другом и с различными частями тела. Но на это направление сильно влияет также и привычка, так как нервная сила легче всего распространяется по привычным путям.

Если движения какого бы то ни было рода неизменно сопровождают какие-либо душевные состояния, мы сразу же усматриваем в них выразительные движения . К ним могут быть отнесены движения какой-либо части тела, например: виляние хвостом у собаки, пожимание плечами у человека, поднятие волос дыбом, выступание пота, изменение капиллярного кровообращения, затрудненное дыхание и голосовые или иные звуки... У человека дыхательные органы имеют особо важное.значение в качестве средства не только прямого, но в еще большей степени косвенного выражения эмоций.

В интересующей нас проблеме найдется немного вопросов, более интересных, чем вопрос о той необыкновенно сложной цепи явлений, которая приводит к некоторым выразительным движениям. Для примера достаточно напомнить о таком движении, как наклонное положение бровей у человека, который страдает от горя или тревоги... Легкие движения... или же такие движения, как едва заметное опускание углов рта, должны рассматриваться как последние следы или остатки более резко выраженных в прошлом движений, имевших понятный смысл . Для нас эти движения полны значения, как выразительные движения , подобно тому как любые рудиментарные органы полны значения для естествоиспытателя, пытающегося классифицировать и установить генеалогию организмов.

Все признают, что главные выразительные движения , производимые человеком и низшими животными, в настоящее время носят врожденный или наследственный характер; другими словами, этим движениям не обучаются. Некоторые из них так мало зависят от обучения или подражания, что начиная с самых первых дней и на протяжении всей жизни они находятся совершенно вне нашего контроля; сюда относятся, например, такие явления, как ослабление тонуса кожных артерий при покраснении и усиление деятельности сердца при гневе... Одних этих фактов достаточно для доказательства того, что многие из наших наиболее важных выражений не заучены нами; но примечательно при этом то, что некоторые из них, будучи, несомненно, врожденными, начинают выполняться с полнотой и совершенством не сразу, а после определенной индивидуальной практики; таковы, например, плач и смех. Наследственная передача большинства наших выразительных движений объясняет тот факт, что слепорожденные производят их столь же хорошо, как и зрячие... Таким образом, мы можем понять и тот факт, что молодые и старые представители совершенно различных человеческих рас, а также и различных видов животных выражают одинаковые душевные состояния одними и теми же движениями.

Однако если мы обратимся к нашим собственным, не столь обычным телодвижениям, которые мы привыкли считать искусственными или условными, каковы, например, пожимание плечами в знак невозможности что-то сделать или поднимание рук с раскрытыми ладонями и вытянутыми пальцами в знак удивления, то мы, быть может, чересчур поражаемся, когда узнаем, что эти движения врожденны. Мы можем заключить о наследственной передаче этих и некоторых других движений из того, что их производят очень маленькие дети, слепорожденные и представители большей части совершенно различных человеческих рас. Следует таже помнить, что вновь приобретенные и в высшей степени своеобразные ужимки, ассоциированные с определенными душевными состояниями, становятся свойственными, как известно, некоторым лицам, а затем передаются их потомкам и в некоторых случаях даже не одному поколению 1 .

1 Ч. Дарвин не раскрывает причин а условий, в которых происходит наследование выразительных движений. Впрочем, этот вопрос не исследован и до настоящего времени. (Здесь и далее. - Прим. сост.)

Но существуют и такие жесты, которые представляются нам настолько естественными, что мы легко могли бы признать их врожденными, но жесты эти, видимо, были заучены подобно словам языка... Данные относительно наследственной передачи таких движений, как кивок головой и покачивание головой из стороны в сторону, выражающих утверждение и отрицание, сомнительны, ибо эти знаки не всеобщи; однако они распространены настолько, что едва ли были независимо приобретены всеми индивидами столь многочисленных рас.

Перейдем к рассмотрению вопроса, в какой мере воля и сознание участвовали в развитии различных выразительных движений. Насколько мы можем судить, лишь небольшое число выразительных движений, подобных только что упомянутым, заучивается каждым индивидом, т.е. сознательно и произвольно выполняется в ранние годы жизни для определенной цели или в подражание другим, и лишь потом становятся привычными... Тем не менее все движения, объясняемые с точки зрения выдвинутого нами первого принципа, выполнялись некогда произвольно с определенной целью: избавления от опасности, облегчения горя или удовлетворения какого-нибудь желания. Например, едва ли можно сомневаться в том, что животные, прибегающие в драке к помощи зубов, приобрели привычку в состоянии ярости оттягивать уши назад и плотно прижимать их к голове, вследствие того что предки этих животных неизменно делали это, чтобы защитить уши и не дать врагам разорвать их; ведь те животные, которые в драке не пускают в дело зубы, не выражают своей ярости подобным движением. Мы можем сделать весьма правдоподобное заключение, что и сами мы приобрели привычку сокращать мышцы вокруг глаз при тихом и не сопровождаемом громкими звуками плаче вследствие того, что наши предки, особенно в младенчестве, испытывали при крике неприятные ощущения в глазах. Далее, некоторые в высшей степени выразительные движения возникли в результате попытки сдержать другие выразительные движения или воспрепятствовать их обнаружению; так, наклонное положение бровей и опускание углов рта возникает в результате усилия помешать приближающемуся приступу крика или сдержать его, когда он уже наступил. В этом случае совершенно очевидно, что сознание и воля первоначально участвовали в развитии этих движений; но и в этом, и в других подобных случаях мы так же мало сознаем, какие именно мышцы приходят в действие, как и при выполнении самых обыкновенных произвольных движений.

Когда животное взъерошивает шерсть, принимает угрожающую позу и издает свирепые звуки, чтобы испугать врага, мы видим любопытное сочетание движений, которые первоначально были произвольными, с движениями непроизвольными. Впрочем, возможно, что таинственная сила воли могла влиять даже на непроизвольные движения в строгом смысле этого слова, как например, на поднятие волос дыбом.

Способность членов одного и того же племени общаться между собой при помощи языка играла первостепенную роль в развитии человека, а выразительные движения лица и тела оказывали в этом отношении большую помощь языку 1 . Мы убеждаемся в этом сразу, когда разговариваем о важном предмете с человеком, лицо которого замкнуто. Тем не менее, насколько я мог заметить, нет основания полагать, чтобы какие-либо мышцы развились или даже изменились исключительно ради выражения эмоций,.. Я не мог также найти основании для предположения, что какие-либо наследственные движения, служащие теперь способом выражения эмоций, первоначально выполнялись произвольно и сознательно для специальной цели, подобно жестам и языку пальцев, которыми пользуются глухонемые. Напротив, всякое подлинное или наследственное выразительное движение имело, по-видимому, какое-нибудь естественное и не зависящее от специальной цели происхождение. Но будучи однажды приобретены, такие движения могут применяться сознательно и произвольно как средство общения. Даже маленькие дети при внимательном за ними уходе замечают в очень раннем возрасте, что их крик приносит им облегчение, и поэтому скоро начинают прибегать к нему произвольно. Часто можно видеть, как человек произвольно поднимает брови, чтобы выразить удивление, или улыбается, желая выразить притворное удовольствие или согласие. У человека часто возникает желание произвести некоторые телодвижения демонстративно или напоказ, и с этой целью он поднимает вытянутые руки с широко раздвинутыми пальцами над головой, желая выразить удивление, или же поднимает плечи до ушей, стремясь этим показать, что он не может или не хочет что-либо сделать. Склонность к таким движениям усиливается или увеличивается от произвольного или многократного их выполнения; склонность эта может стать наследственной.

1 Ч. Дарвин подробно описывает внешние проявления эмоциональных состояний. Но «языку жестов» он не отводит решающей роли в общении между людьми. выразительные движения он рассматривает как средство, усиливающее и оттеняющее смысл вербального общения.

Быть может, стоит еще рассмотреть вопрос о том, не приобрели ли широкое распространение те движения, которые первоначально употреблялись только одним или несколькими индивидами для выражения определенного душевного состояния, и не сделались ли они всеобщими благодаря сознательному или бессознательному подражанию. Несомненно, человек очень склонен к подражанию независимо от своей сознательной воли. Эта склонность проявляется самым необыкновенным образом при некоторых мозговых заболеваниях.

В предшествующих замечаниях и во всей этой книге я часто испытывал большие затруднения в вопросе о правильном применении таких терминов, как воля , сознание и намерение. Действия, которые сначала были произвольными, вскоре становятся привычными и, наконец, наследственными; тогда они могут выполняться даже против воли. Хотя они часто обнаруживают душевное состояние, но это не было ни первоначальной целью, ни ожидаемым последствием. Даже фраза: «Некоторые движения служат способом выражения» - может ввести в заблуждение, так как здесь предполагается, что в этом состояла первоначальная цель или сущность движения. А между тем это, кажется, бывало редко или никогда не бывало; движение сначала или приносило прямую пользу, или являлось косвенным последствием возбужденного состояния чувствующих центров. Ребенок может кричать намеренно или инстинктивно, чтобы показать, что ему нужна пища; но у него нет ни желания, ни намерения придавать чертам лица ту своеобразную форму, которая так ярко выражает страдание, и тем не менее некоторые из наиболее характерных человеческих выражений, как было выше объяснено, явились результатом крика.

Хотя большинство наших выразительных движений носит врожденный или инстинктивный характер, в чем все согласны, все же остается неясным вопрос, обладаем ли мы инстинктивной способностью узнавать выразительные движения . Вообще высказывалось предположение, что такая способность существует... Без сомнения, дети скоро начинают понимать выразительные движения старших, подобно тому как животные выучиваются понимать движения человека.

Однако чрезвычайно трудно доказать, что наши дети инстинктивно узнают любое выражение. Я пытался решить этот вопрос, наблюдая своего первого ребенка, который ничему не мог научиться от общения с другими детьми, и я убедился в том, что уже в таком раннем возрасте, когда он еще не мог ничему научиться посредством опыта, он уже стал понимать улыбку, ему приятно было ее видеть, и он отвечал на нее своей улыбкой... Когда ему было 5 месяцев, он, казалось, понимал выражение и интонацию сострадания. Когда ему было 6 месяцев и несколько дней, его няня сделала вид, будто плачет, и я видел, что лицо его мгновенно приняло грустное выражение и углы рта сильно опустились; этот ребенок редко мог видеть другого ребенка плачущим и никогда не видел плачущего взрослого человека, и я сомневаюсь, мог ли он в таком раннем возрасте рассуждать об этом. Поэтому мне кажется, что именно врожденное чувство должно было подсказать ему, что притворный плач его няни выражает горе, которое благодаря инстинкту симпатии вызвало горе у него самого.

Итак, если совершенное незнакомство с деталями не мешает нам верно и быстро узнавать различные выражения, то я не понимаю, каким образом этому незнакомству можно придавать значение доказательства неврожденности наших знаний, как бы смутны и неопределенны они ни были 1 .

Я пытался довольно подробно показать, что все главные выражения, свойственные человеку, одинаковы на всем свете. Этот факт интересен, так как дает новые доказательства в пользу того предположения, что различные расы произошли от одной группы предков, строение тела которых, а в значительной мере также и душевный склад, наверное, были уже почти полностью человеческими еще до того периода, когда расы разъединились одна от другой. Без сомнения, сходное строение, приспособленное для одной и той же цели, часто приобреталось различными видами независимо, благодаря факторам изменчивости и естественному отбору, но этим нельзя объяснить тесное сходство между различными видами в отношении большого числа мелких деталей. Далее, если мы примем во внимание многочисленные особенности строения, не имеющие отношения к выражению и совершенно сходные у всех человеческих рас, и присоединим к ним многочисленные условия (некоторые весьма важные, а некоторые имеющие ничтожное значение), от которых прямо или косвенно зависят выразительные движения , то мне представляется в высшей степени невероятным, чтобы такое большое сходство или, скорее, тождество строения было приобретено независимыми друг от друга способами; а между тем это было бы неизбежно, если бы человеческие расы произошли от нескольких видов, первоначально различавшихся между собой. Гораздо вероятнее, что многие, очень сходные черты у различных рас обусловлены наследственной передачей от одной древней формы, которая уже приобрела человеческие признаки 2 .

1 Мысль Дарвина об узнавании выражения недостаточно логична в доказательстве врожденности узнавания. Но факты, приводимые Дарвином, сохраняют значение научных материалов, ценных для понимания последовательности в развитии способности узнавать выражение лица.
2 Убеждение Дарвина о единстве человеческих рас вновь подтверждается многими приводимыми в работе фактами о выражении эмоций и противостоит различным лженаучным «расовым теориям».

Любопытным, хотя, быть может, и праздным, представляется вопрос о том, как давно в длинном ряду наших предков были последовательно приобретены различные выразительные движения , ныне проявляющиеся у человека... Мы можем с уверенностью полагать, что смех как выражение удовольствия или радости был присущ нашим прародичам задолго до того, как они заслужили имя человека; ибо очень многие породы обезьян издают при удовольствии повторяющийся звук, несомненно, аналогичный нашему смеху, и часто сопровождающийся у них вибрирующими движениями челюстей и губ, причем углы рта оттягиваются назад и вверх, на щеках образуются складки и даже появляется блеск в глазах.

Подобным же образом мы можем заключить, что уже с крайне отдаленных времен страх выражался почти в той же самой форме, как и теперь у человека, а именно: дрожью, поднятием волос дыбом, холодным потом, бледностью, широко открытыми глазами, расслаблением большинства мышц и пониканием или неподвижностью всего тела.

Страдание, если оно было сильным, уже с самого начала должно было вызывать крики или стоны, скорчивание тела и скрежет зубов. Но наши прародичи еще не проявляли тех в высшей степени выразительных движений черт лица, которыми сопровождаются у нас крик и плач, до тех пор, пока их органы кровообращения и дыхания и мышцы, окружающие глаза, не приобрели еще своего нынешнего строения. Слезоотделение возникло, по-видимому, рефлекторным путем вследствие спазматического сокращения век, а быть может, и одновременного наполнения глазных яблок кровью во время крика. Возможно поэтому, что плач возник довольно поздно в истории нашего развития, и этот вывод согласуется с тем фактом, что наши ближайшие предки, человекообразные обезьяны, не плачут. Но в решении этого вопроса мы должны соблюдать осторожность, ибо, поскольку некоторые обезьяны, не находящиеся в близком родстве с человеком, плачут, эта привычка могла развиться очень давно у боковой ветки этой группы, от которой происходит человек. У наших отдаленных предков во время страдания от горя или тревоги брови не принимали наклонного положения и углы рта не оттягивались книзу до той поры, пока они не приобрели привычку сдерживать крики.

Поэтому выражение горя и тревоги в высокой степени присуще человеку.

Уже в очень раннем периоде ярость выражалась угрожающими или неистовыми жестами, покраснением кожи и блеском глаз, но нахмуривания при этом не было. Привычка нахмуриваться была, по-видимому, приобретена главным образом в связи с тем, что мышцы, сморщивающие брови, - это первые мышцы, которые сокращаются вокруг глаз, когда в младенчестве мы испытываем боль, гнев или горе, и, следовательно, здесь мы находим сходство с криком; отчасти нахмуривание возникло в связи с защитной реакцией при затрудненном и пристальном всматривании. Представляется вероятным, что это предохраняющее от света движение стало привычным лишь после того, как человек приобрел совершенно выпрямленное положение, ибо обезьяны при ослепительном свете не хмурятся. Наши отдаленные предки, по-видимому, чаще оскаливали зубы в состоянии ярости, чем это делает человек, даже когда он дает полную волю этому чувству, как это наблюдается у душевнобольных. Мы можем также быть почти уверенными, что наши предки оттопыривали губы, когда были не в духе или раздосадованы, в большей степени, чем это делают наши дети или даже дети ныне существующих диких племен.

Наши ранние предки не сразу научились держать голову прямо, расправлять грудь, выпрямлять плечи и сжимать кулаки, когда они испытывали негодование или бывали слегка сердиты; все они это усвоили после того, как приобрели обычную осанку и позу прямостоящего человека, а также научились драться кулаками и дубинами. До наступления этого периода не получило развития также и то движение, которое представляет собой антитезу вышеописанных: пожимание плечами при невозможности что-то сделать или при готовности терпеть. Судя по действиям обезьян, удивление в ту пору не выражалось широким раскрыванием рта, но глаза уже расширялись и брови изгибались дугой. В очень отдаленные времена отвращение выражалось сокращением мышц вокруг рта, похожим на движение при рвоте, если, разумеется, правилен высказанный мною взгляд на происхождение этого выражения, а именно, что предки наши обладали и пользовались способностью произвольно и быстро извергать из желудка пищу, которая была им противна. И уже в значительно более позднем периоде был приобретен тот весьма утонченный способ выражать презрение или пренебрежение, который проявляется в опускании век или отворачивании глаз и лица в сторону как бы с намерением отчетливо показать, что презираемый человек не заслуживает того, чтобы на него смотрели.

Из всех выражений покраснение от стыда, по-видимому, является наиболее специфической особенностью человека, и притом оно свойственно всем или почти всем человеческим расам независимо от того, заметно ли или незаметно изменение цвета их кожи. Расширение мелких артерий поверхности кожи, от которого зависит покраснение, первоначально было, по-видимому, результатом повышенного внимания к собственной внешности, особенно к лицу; этому способствовало также влияние привычки, наследственности и более легкого протекания нервной силы по привычным путям; впоследствии в силу ассоциации покраснение возникало также под влиянием повышенного внимания не только к собственной внешности, но и к своему нравственному поведению. Едва ли можно сомневаться, что многие животные способны воспринимать и оценивать красивые краски и даже формы, о чем свидетельствуют те старания, с которыми особи одного пола выставляют свою красоту перед другим полом. Но невозможно допустить, чтобы какое-либо животное относилось с повышенным вниманием и чувствительностью к своей внешности, пока его умственные способности не достигли уровня, равного или почти равного способностям человека. Поэтому мы можем заключить, что возникновение способности краснеть от стыда должно быть отнесено к весьма позднему периоду в длинной истории нашего развития.

Только что упомянутые факты... заставляют прийти к выводу, что большинство наших выражений было бы совершенно иным, и не похожим на существующие, если бы строение наших органов дыхания и кровообращения, хотя бы в слабой степени,- отличалось от нынешнего строения этих органов.

выразительные движения лица и тела независимо от их происхождения играют большую и важную роль в нашей жизни. Они служат первым средством общения между матерью и ребенком; мать поощряет ребенка и направляет его на верный путь своей одобрительной улыбкой или хмурится, выражая неодобрение. Мы легко замечаем сочувствие у других по выражению их лица; это умеряет наши страдания и усиливает радости, тем самым укрепляя наши чувства друг к другу. выразительные движения придают живость и энергию нашей речи. Они обнаруживают мысли и намерения других вернее, чем слова, которые могут быть лживы... Свободное выражение эмоций посредством внешних знаков делает более интенсивными эти эмоции . С другой стороны, подавление внешнего проявления наших эмоций, поскольку это оказывается возможным, приводит к их смягчению. Тот, кто дает волю бурным телодвижениям, усиливает свою ярость; тот, кто не сдерживает проявления страха, будет испытывать его в усиленной степени; тот, кто, будучи подавлен горем, остается пассивным, упускает лучший способ восстановить душевное равновесие.

Все эти выводы вытекают, с одной стороны, из факта существования тесной связи между всеми эмоциями и их внешними проявлениями, с другой стороны, из факта непосредственного влияния наших усилий на сердце, а следовательно, и на мозг. Даже когда мы симулируем какую-либо эмоцию, возникает тенденция к ее действительному переживанию.

Мы видели, что изучение теории выражения до некоторой степени подтверждает тот вывод, что человек происходит от какой-то низшей животной формы, а также подкрепляет убеждение в видовом или подвидовом единстве различных рас; впрочем, на-сколько я могу судить, в таком подтверждении едва ли есть надобность. Мы видели также, что само по себе выражение, или, как его иногда называли, Язык эмоций, без сомнения, имеет большое значение для благополучия человечества. Мы должны были бы быть очень заинтересованы в том, чтобы понять по возможности источник или происхождение различных выражений, которые мы можем ежечасно видеть на лицах окружающих нас людей, не говоря уже о домашних животных. Все это дает нам основание для вывода, что философия этого вопроса вполне заслуживала того внимания , которое ей уже уделило несколько превосходных наблюдателей, и что этот предмет заслуживает дальнейшего изучения, особенно со стороны какого-нибудь даровитого физиолога.

Дарвин Ч. Соч., М., 1953, т.5, с.909-920

По мере того как обнаруживались ограничения двухфакторной те­ории, теоретики начали возвращаться к идеям, сформулированным Чарльзом Дарвиным более века тому назад. Согласно Дарвину, эмоции развиваются потому, что имеют адаптивное значение. Например, страх может помочь организму избежать опасности и следовательно способству­ет его выживанию. Следовательно, Дарвин рассматривал эмоции челове­ка как продукт эволюции. Это предположение служит основанием для нескольких широко известных теорий эмоций, разработанных независи­мо С.С.Томкинзом, Кэрроллом Изардом и Робертом Платчиком.

Эволюционные теории рассматривают эмоции преимущественно как врожденные реакции на определенные стимулы. Как таковые, эмоции дол­жны распознаваться в подавляющем большинстве ситуаций незамедли­тельно и без особого размышления. В конце концов, свои эмоции должны с легкостью распознавать примитивные животные, неспособные к сложному мышлению. Теоретики-эволюционисты считают, что развитие эмоций про­исходило до мышления. Они утверждают, что мышление играет в эмоциях сравнительно небольшую роль, хотя и допускают, что научение и познание могут как-то влиять на эмоции человека. Эволюционные теории как пра­вило, предполагают, что эмоции возникают в подкорковых структурах го­ловного мозга (таких, как гипоталамус и лимбическая система), которые появились прежде высших зон головного мозга, расположенных в коре и связанных с процессами сложного мышления.

Кроме того, эти теории предполагают, что эволюция снабдила челове­ка небольшим количеством врожденных эмоций с испытанным адаптив­ным значением. Как следствие, принципиальный вопрос, над которым бьются эволюционные теории, это вопрос о том, какие эмоции являются ба­зовыми. Списки первичных [базовых. - Ю.Д.] эмоций по Томкинзу, Изарду и Платчику хотя и не совпадают, все же в значительной степени пе­рекрываются. Все трое приходят к выводу, что люди проявляют от восьми до десяти первичных эмоций. Кроме того, шесть из этих эмоций встречают ся во всех трех списках, а именно, страх, гнев, радость, отвращение, интерес и удивление. Конечно, число эмоций, переживаемых людьми, гораздо больше. Как эволюционные теории объясняют это многообразие? Они предполагают, что большинство человеческих эмоций получаются благодаря (1) смешива­ниям первичных эмоций и (2) изменениям в их интенсивности. Например, Роберт Платчик разработал красивую модель того, как первичные эмоции, например, страх и удивление, в результате смешивания дают вторичные эмоции, например, благоговение. Кроме того, модель Платчика утверждает, что различные эмоции, такие, как опасение, страх и ужас, содер­жат одну первичную эмоцию, переживаемую с разной интенсивностью.

П.К.Анохин ЭМОЦИИ

Эмоции (франц. emotion, от лат. emovere - возбуждать, волновать) - физиологические состояния организма, имеющие ярко выраженную субъек­тивную окраску и охватывающие все виды чувствований и переживаний человека - от глубоко травмирующих страданий до высоких форм радос­ти и социального жизнеощущения. <...>

Эволюция эмоций. Если исходить из того, что эмоции представляют собой такую форму реакций, которые непременно охватывают весь орга­низм и приобретают ярко выраженный субъективный характер, то мы должны поставить вопрос: каково происхождение эмоций, когда и как они появились в процессе эволюции?

На основании дарвиновского понимания эволюции приспособитель­ных реакций организма можно утверждать, что эмоциональные состояния сыграли когда-то положительную роль, создав условия для более широкого и более совершенного приспособления животных к окружающим услови­ям. Первичные ощущения примитивных животных не могли бы удержать­ся в процессе эволюции и развиться в столь многогранные и утонченные эмоциональные состояния человека, если бы они не послужили прогрессу в приспособительной деятельности животных. В противном случае они дав­но были бы устранены естественным отбором.

В чем же состоит это более совершенное приспособление?

Решающей чертой эмоционального состояния является его интегральность, его исключительность по отношению к другим состояниям и другим реакциям. Эмоции охватывают весь организм, они придают состоя­нию человека определенный тип переживаний. Производя почти мо­ментальную интеграцию (объединение в единое целое) всех функций орга­низма, эмоции сами по себе и в первую очередь могут быть абсолютным сигналом полезного или вредного воздействия на организм, часто даже раньше, чем определены локализации воздействия и конкретный меха низм ответной реакции организма. Именно это свойство организма - оп­ределять благодаря эмоции качество воздействия с помощью самого древ­него и универсального критерия всего живого на Земле - выживаемости - и придало эмоциям универсальное значение в жизни организма. Вмес­те с тем организм оказывается чрезвычайно выгодно приспособленным к окружающим условиям, поскольку он, даже не определяя форму, тип, меха­низм и другие параметры тех или иных воздействий, может со спаситель­ной быстротой отреагировать на них с помощью определенного качества эмоционального состояния, сведя их, так сказать, к общему биологическому знаменателю: полезно или вредно для него данное воздействие.

Насколько важна эта интеграция организма в эмоциональном со­стоянии, можно видеть на примере простой болевой эмоции, которая в той или иной мере каждым человеком испытывалась в жизни.

Допустим, что имеется какое-то травматическое поражение сустав­ной сумки. Как известно, такое поражение создает крайне тягостное бо­левое ощущение, болевую эмоцию. Какие средства может употребить наш организм для построения новой моторной координации с исключением пораженного сустава? Практика показывает, что в таких случаях создают­ся исключительно широкие возможности вовлечения новых мышц, новых суставов и даже целых конечностей. Однако во всех этих случаях огра­ничивающим фактором является только ощущение боли. Организм че­ловека осуществляет в этих случаях многочисленные попытки движения, «обходя» болевое ощущение, как только оно возникает. В данном случае болевая эмоция играет роль своеобразного отрицательного «пеленга», по­могающего организму воздерживаться от несовместимых с жизнью дви­жений («щажение» в медицинской практике).

Стоит только представить себе, что этот подбор не вредящих здоро­вью движений производился бы на основе каких-либо других критериев, например степени натяжения мышцы, угла отклонения в суставе и т.д., как сразу же станут ясными все совершенство универсального характере эмоциональных состояний и крайняя выгодность их в приспособительном смысле. Практически весь жизненный опыт человека, начиная с первых дней жизни, помогает ему избегать вредных воздействий не на основе учета объективных параметров вредящего агента (например, острота повреждающего предмета, глубина погружения его в кожу и т.д.), а на основе именно того «общего знаменателя», который выражается эмоциональным состоянием: «больно», «неприятно». <...>

Можно сказать, что всем без изъятия жизненным потребностям и отправлениям, включая и проявления интеллектуальной деятельности, сопутствует соответствующий эмоциональный тонус, благодаря которому организм непрерывно остается в русле оптимальных жизненных функций.

Многочисленные факты, установленные психологами и физиологами, демонстрируют некоторый единый план в архитектуре живого организма, благодаря которому все разнообразные его функции санкционир уются или отвергаются на основании одного и того же принципа - прин­ципа их соответствия сформировавшемуся в данное время определенному эмоциональному состоянию. <...>

Биологическая теория эмоций. <...> Теории эмоциональных состо­яний отличаются одной чертой, которая и является причиной их недоста­точности: они не рассматривают эмоциональные состояния как законо­мерный факт природы, как продукт эволюции, как приспособительный фактор в жизни животного мира. Исходя из дарвиновской точки зрения на эволюцию полезных приспособлений, надо считать, что эмоциональные состояния, удержавшиеся в процессе эволюции и развившиеся до своего тончайшего выявления у человека, не могли бы ни появиться, ни сохра­ниться, а тем более закрепиться наследственностью, если бы они в какой-то степени были либо вредны, либо бесполезны для жизненно важных функций животного. Вопрос сводится лишь к тому, в чем состоит биоло­гическая и физиологическая полезность эмоций и эмоциональных ощу­щений в осуществлении жизненно важных функций организма.

Если дать общую характеристику поведения живых существ (и чело­века в частности), то оно может быть грубо разделено на две стадии, кото­рые, непрерывно чередуясь, составляют основу жизнедеятельности. Первую стадию можно было бы назвать стадией формирования потребностей и ос­новных влечений, а вторую - стадией удовлетворения этих потребностей. Внимательный анализ поведения животных и человека показывает, что та­кая классификация вполне приемлема для всех видов влечений и для лю­бого вида удовлетворения потребности. Есть все основания думать, что эмо­циональные состояния при их первичном появлении в животном мире включились именно в этот цикл смены двух кардинальных состояний орга­низма. Все виды потребностей приобрели побудительный характер, создаю­щий беспокойство в поведении животного и формирующий различные типы добывательного или, наоборот, отвергающего поведения. Эти потреб­ности связаны с определенным эмоциональным состоянием, большей час­тью тягостного, беспокойного характера. Наоборот, удовлетворение потреб­ности или выполнение какой-то функции, которая устраняет назревшую потребность, связано с чувством удовольствия, приятного и даже иногда с чувством гедонического характера (наслаждения).

Таким образом, если проблему эмоций рассматривать с биологичес­кой точки зрения, то надо будет признать, что эмоциональные ощущения закрепились как своеобразный инструмент, удерживающий жизненный процесс в его оптимальных границах и предупреждающий разрушитель­ный характер недостатка или избытка каких-либо факторов жизни дан­ного организма.

Обычно удовлетворение какой-либо биологической потребности че­ловека не является только простым устранением этой потребности, име­ющей тягостный характер. Как правило, удовлетворение, устраняя потреб­ность, сопровождается самостоятельным подчеркнутым положительным эмоциональным переживанием. Следовательно, с широкой биологической точки зрения удовлетворение можно рассматривать как конечный под­крепляющий фактор, который толкает организм на устранение исходной потребности.

С точки зрения физиологической перед нами стоит задача: рас­крыть механизм тех конкретных процессов, которые в конечном итоге приводят к возникновению и отрицательного (потребность), и положи­тельного (удовлетворение) эмоционального состояния. И прежде всего необходимо проанализировать вопрос: в силу каких именно конкретных механизмов удовлетворение потребности создает положительное эмоцио­нальное состояние.

Биологическая теория эмоций построена на основе представления о целостной физиологической архитектуре любого приспособительного акта, каким являются эмоциональные реакции.

Основным признаком положительного эмоционального состояния является его закрепляющее действие, как бы санкционирующее полезный приспособительный эффект. Такое закрепляющее действие проявляется только в определенном случае, именно когда эффекторный акт, связанный с удовлетворением какой-то потребности, свершился с абсолютным полез­ным эффектом. Только в этом последнем случае формируется и стано­вится закрепляющим фактором положительная эмоция. Можно взять для примера такой грубый эмоциональный акт, как акт чихания. Всем известен тот гедонический и протопатический характер ощущения, кото­рое человек получает при удачном чихательном акте. Точно так же хоро­шо известно и обратное: неудавшееся чихание создает на какое-то время чувство неудовлетворенности, неприятное ощущение чего-то незакончен­ного. Подобные колебания в эмоциональных состояниях присущи абсо­лютно всем жизненно важным отправлениям животного и человека. Именно для подобных жизненно важных актов эмоция и сложилась в процессе эволюции как фактор, закрепляющий правильность и полноту совершенного акта, его соответствие исходной потребности.

Как же центральная нервная система «узнает» о том, что какой-либо жизненно важный акт совершен на периферии в надлежащей последова­тельности и полноценном виде (утоление голода, утоление жажды, опо­рожнение тазовых органов, кашель, чихание, половой акт и т.д.)? Для от­вета на этот вопрос необходимо ввести два понятия: «эфферентный интеграл» и «афферентный интеграл». Каждому акту периферического удовлетворения какой-либо потребности предшествует формирование центрального аппарата оценки результатов и параметров будущего дей­ствия - «акцептора действия» и посылка множества эфферентных воз­буждений, идущих к самым различным органам и частям той системы, которая должна выполнить акт удовлетворения потребности. Об успешности или неуспешности такого акта сигнализирует поступающая в голов­ной мозг афферентная импульсация от всех рецепторов, которые регист­рируют последовательные этапы выполнения функции («обратная афферентация»).

Оценка акта в целом невозможна без такой точной информации о результатах каждого из посланных по эфферентной системе возбуждений. Такой механизм является абсолютно обязательным для каждой функции, и организм был бы немедленно разрушен, если бы этого механизма не су­ществовало.

Каждый на своем опыте знает, что всякая неудача в выполнении тех или иных актов создает ощущение неудовлетворенности, трудности и бес­покойства. Это и есть последствие того, что вторая часть периферическо­го акта, именно результативный афферентный интеграл, не была создана на периферии и потому не произошло адекватного ее сочетания с цент­ральной посылкой.

Суть биологической теории состоит в следующем: она утверждает, что положительное эмоциональное состояние типа удовлетворения какой-либо потребности возникает лишь в том случае, если обратная информация от результатов происшедшего действия точнейшим образом отражает все компоненты положительного результата и потому точно совпадает с аппа­ратом акцептора действия. Биологически этой эмоцией удовлетворения и закрепляются правильность любого функционального проявления и полно­ценность его приспособительных результатов. Наоборот, несовпадение об­ратных афферентных посылок от неполноценных результатов акта с акцеп­тором действия ведет немедленно к беспокойству животных и человека и к поискам той новой комбинации эффекторных возбуждений, которые при­вели бы к формированию полноценного периферического акта и, следова­тельно, к полноценной эмоции удовлетворения. В этом случае полноценное эмоциональное состояние ищется способом пробных посылок различных эфферентных возбуждений. Совершенно очевидно, что в этом смысле эмо­циональные состояния от полноценного или неполноценного периферичес­кого акта являются своеобразным «пеленгом», который или прекращает поиски, или их вновь и вновь организует на другой эфферентной основе.

Из формулировки биологической теории эмоций явствует, что Джеймс и Ланге в своей теории уловили правильный момент в развитии эмоцио­нальных состояний, во всяком случае в появлении эмоциональных состоя­ний, которые связаны с жизненно важными отправлениями.

Однако, фиксируя внимание на периферии, Джеймс и Ланге, есте­ственно, не могли раскрыть тот истинный центральный механизм (совпа­дение с акцептором действия), который является обязательным и реша­ющим условием для возникновения положительной эмоции.

С другой стороны, Кеннон и Бард, фиксируя внимание на централь­ном субстрате, в какой-то степени были также правы, поскольку конеч­ный момент формирования эмоционального состояния совпадает именно с областью подкорковых аппаратов. Однако фиксация ими внимания только на центральном механизме не давала им возможности раскрыть истинный механизм центрально-периферических взаимоотношений в формировании эмоций, ощущений. Эмоции висцерального происхождения не покрывают, конечно, всех тех эмоциональных состояний, которые со­ставляют область эмоциональной жизни человека. Многие из этих эмо­ций, особенно болевая эмоция, не требуют постепенного увеличения по­требности, они возникают внезапно, и только простое устранение такой эмоции создает положительное ощущение. Однако, несмотря на все эти изменения в деталях развития различных эмоций, архитектурный план возникновения эмоций остается тем же. Он распространяется также на потребности интеллектуального характера. Потребности, возникшие, на­пример, от каких-либо социальных факторов (пусть это будет потребность в разрешении какой-то сложной технической проблемы, потребность в коллекционировании), завершаются уже высшей положительной эмоцией удовлетворения, как только результаты долгих и трудных исканий совпа­дут с исходным замыслом (акцептор действия).

Есть основание полагать, что во всех эмоциях, начиная от грубых низ­ших растительных эмоциональных состояний и кончая высшими соци­альными эмоциями, используется одна и та же физиологическая архитек­тура. Однако эта физиологическая архитектура может рассматриваться только как общая закономерность, присущая жизненным явлениям раз­личной степени сложности, но ни в коей мере не делающая их тождествен­ными по их качественному характеру, по их содержанию. Подобные общие закономерности уже известны из области кибернетики. Именно эта законо­мерность - закономерность формирования аппарата оценки результатов действия до совершения самого действия и получения его результатов - является общей для различных классов явлений у живых организмов, в авторегулирующихся машинах и в общественных взаимоотношениях. Не удивительно поэтому, что на основе именно этой закономерности и по этой уникальной архитектуре произошло и развитие эмоциональных состояний человека - от первичных примитивных растительных ощущений до выс­ших форм удовлетворения в специфически человеческой деятельности.

Первые научные представления об эмоциях как адаптационных реакциях организма были сформулированы Ч. Дарвиным в 1872 году в его работе «Выражение эмоций у человека и животных». В ней был показан эволюционный путь развития эмоций и объяснено происхождение их физиологических проявлений.

Эволюционная теория эмоций Ч. Дарвина. Основная идея представлений Дарвина заключается в том, что большинство эмоциональных реакций человека являются либо полезными (способствующими адаптации), либо представляют собой остатки (рудименты) целесообразных реакций, выработанных в процессе эволюции в борьбе за выживание. Согласно Дарвину, три основных принципа направляли эволюционное развитие эмоций:

1) принцип ассоциации - сочетание эмоций с соответствующими, полезными для организма адаптационными реакциями привело в процессе эволюции к образованию определенных ассоциаций, благодаря чему эти реакции при переживании данных эмоций стали появляться автоматически, даже если в них нет никакой необходимости. Так, разгневанный человек краснеет, тяжело дышит и сжимает кулаки потому, что в первобытной своей истории всякий гнев был связан с борьбой или нападением, а это требовало энергичных мышечных сокращений и, следовательно, усиленного дыхания и кровообращения, обеспечивающих мышечную работу. Потение рук при страхе означает, что у обезьяноподобных предков человека эта реакция при опасности облегчала схватывание за ветки деревьев и т.п.;

2) принцип антитезы - противоположные по знаку эмоции вызывают противоположные поведенческие реакции;

3) принцип прямого влияния нервного возбуждения на организм . Эта теория была первой, обратившей внимание на возможность характеристики эмоций по их соматическому выражению.

Психоэволюционная теория эмоций Р. Плутчика (1958). Согласно фундаментальным положениям теории, предлагаемой американским психологом Р. Плутчиком, эмоции: 1) являются механизмами коммуникации и выживания, основанными на эволюционной адаптации; 2) имеют генетическую основу; 3) являются гипотетическими построениями, основанными на очевидных явлениях различных классов; 4) представляют собой цепи событий со стабилизирующими обратными связями, которые создают некий тип поведенческого гомеостаза; 5) соотносятся между собой по трем основным измерениям – интенсивности, сходству и полярности; 6) соотносятся с рядом производных концептуальных областей.

Таблица 2.2

Базисные прототипы адаптивного поведения и соответствующие им эмоции

(по Р. Плутчику).

Прототипический адаптивный комплекс	Первичная эмоция
1. Объединение - поглощение пищи и воды	Принятие
2. Отвержение - реакция отторжения, избавления организма от чего-либо воспринятого ранее (экскреция, рвота)	Отвращение
3. Разрушение - устранение препятствия на пути удовлетворения потребности	Гнев
4. Защита - избегание угрозы или вреда за счет увеличения расстояния между организмом и источником опасности	Страх
5. Репродуктивное поведение - реакции, сопутствующие сексуальному поведению и характеризующиеся тенденцией приближения и сохранения контакта	Радость
6. Депривация - утрата объекта, приносящего удовольствие	Горе
7. Ориентировка - реакция на контакт с новым, незнакомым объектом	Удивление
8. Исследование - произвольная активность, направленная на изучение окружающей среды	Ожидание

Согласно первому положению, эмоции являются средством адаптации и играют важную роль в выживании на всех эволюционных уровнях. Однако проблемы выживания предполагают дифференцированное реагирование на жертву и хищника, пищу и особь своего вида и т.д. Следовательно, эмоции будут различаться в зависимости от прототипов адаптивных реакций, сопряженных с ними. Таких базисных адаптивных комплексов и соответствующих им эмоций было выделено восемь (см. табл. 2.2).

Четвертое положение теории объясняет последовательность протекания эмоционального процесса (см. рис. 2.2): эмоции вызываются различными событиями, которые должны быть когнитивно оценены с точки зрения их значимости для благополучия индивида. Результатом оценки являются различные переживания, а также определенные физиологические изменения. Физиологические изменения носят характер реакций антиципации, связанных с различными напряжениями или импульсами (побуждением к исследованию, нападению и т.д.). В зависимости от силы разнородных импульсов появляется равнодействующая в виде наблюдаемого поведения, которое призвано оказать эффект на исходные стимулы. При этом, эффективность этой комплексной системы с обратной связью состоит в снижении угрозы или в изменении опасной ситуации таким образом, что достигается временный поведенческий гомеостатический баланс.

Рис. 2.2. Эмоциональный процесс по Р. Плутчику

Пятое положение предполагает, что отношения между эмоциями могут быть представлены в виде трехмерной структурной модели: интенсивность – сходство - полярность. Это положение также включает идею о существовании первичных и производных или смешанных эмоций. Например, гордость = гнев + радость; любовь = радость + принятие; любопытство = удивление + принятие; ненависть = гнев + удивление; презрение = гнев + отвращение; разочарование = удивление + горе; жалость = горе + отвращение и др.

Последнее положение теории логически следует из предыдущего. По мнению Р. Плутчика, его теория эмоций может оказаться полезной при изучении личности и в психотерапии, поскольку эмоциональные компоненты идентифицируются во многих личностных особенностях, психологических защитах и др. Например, общительность соотносится с сочетанием радости и принятия, а «замещение» рассматривается как бессознательный способ справиться с гневом, который не может быть выражен прямо и безнаказанно. Социальные регуляторы (феномены Супер-Эго) поведения человека могут быть поняты как сочетание страха и других эмоций (например, скромность = страх + принятие), а тревога - как сочетание страха и ожидания. Следовательно, анализ ситуаций, порождающих у человека страх, и выявление ожиданий человека по отношению к таким ситуациям помогает понять динамику тревоги.

Несколько по-другому рассматривает происхождение эмоций в русле проблем адаптации Дж. Дьюи (1895). По его мнению, эмоция возникает лишь тогда, когда осуществление инстинктивных действий, привычных или произвольных форм поведения наталкивается на препятствие. Драться, спасаться – сами по себе эти действия не влекут за собой эмоции, если они осуществляются в обычных условиях. Но, как только возникает затруднение, человек, стремясь адаптироваться к новым условиям жизни, испытывает эмоцию. «Психологически эмоция - это адаптация или напряжение привычек и идеала, а органические изменения… являются проявлением этой борьбы за адаптацию» (Дж. Дьюи, 1895). В последующем эти идеи были развиты в «конфликтных» теориях эмоций (А. Пьерон, 1928; Хоудж, 1935; Андреани, 1968).