Для чего мне звездный каталог?
В каталоге десять миллионов
Номеров небесных телефонов,
Десять миллионов номеров
Телефонов марев и миров,
Полный свод свеченья и мерцанья,
Список абонентов мирозданья.
Я-то знаю, как зовут звезду,
Я и телефон ее найду,
Пережду я очередь земную,
Поверну я азбуку стальную:
— А-13-40-25.
Я не знаю, где тебя искать.
Запоет мембрана телефона:
— Отвечает альфа Ориона.
Я в дороге, я теперь звезда,
Я тебя забыла навсегда.
Я звезда — денницына сестрица,
Я тебе не захочу присниться,
До тебя мне дела больше нет.
Позвони мне через триста лет.
Снежная ночь в Вене
Ты безумна, Изора, безумна и зла,Ты кому подарила свой перстень с отравой
И за дверью трактирной тихонько ждала:
Моцарт, пей, не тужи, смерть в союзе со славой.
Ах, Изора, глаза у тебя хороши
И черней твоей черной и горькой души.
Смерть позорна, как страсть. Подожди, уже скоро,
Ничего, он сейчас задохнется, Изора.
Так лети же, снегов не касаясь стопой:
Есть кому еще уши залить глухотой
И глаза слепотой, есть еще голодуха,
Госпитальный фонарь и сиделка-старуха.
Зеленые рощи
Зелёные рощи, зелёные рощи,Вы горькие правнуки древних лесов,
Я - брат ваш, лишенный наследственной мощи,
От вас ухожу, задвигаю засов.
А если я из дому вышел, уж верно
С собою топор прихвачу, потому
Что холодно было мне в яме пещерной,
И в городе я холодаю в дому.
Едва проявляется день на востоке,
Одетые в траурный чад площадей
Напрасно вопят в мегафоны пророки
О рощах-последышах, судьях людей.
И смутно и боязно в роще беззвучной
Творить ненавистное дело свое:
Деревья - под корень, и ветви - поштучно…
Мне каждая ветка - что в горло копье.
Охота
Охота кончается.Меня затравили.
Борзая висит у меня на бедре.
Закинул я голову так, что рога уперлись в лопатки.
Трублю.
Подрезают мне сухожилья.
В ухо тычут ружейным стволом.
Падает на бок, цепляясь рогами за мокрые прутья.
Вижу я тусклое око с какой-то налипшей травинкой.
Черное, окостеневшее яблоко без отражений.
Ноги свяжут и шест проденут, вскинут на плечи…
Стол накрыт на шестерых
Стол накрыт на шестерых —Розы да хрусталь…
А среди гостей моих —
Горе да печаль.
И со мною мой отец,
И со мною брат.
Час проходит. Наконец
У дверей стучат.
Как двенадцать лет назад,
Холодна рука,
И немодные шумят
Синие шелка.
И вино поет из тьмы,
И звенит стекло:
«Как тебя любили мы,
Сколько лет прошло».
Улыбнется мне отец,
Брат нальет вина,
Даст мне руку без колец,
Скажет мне она:
«Каблучки мои в пыли,
Выцвела коса,
И звучат из-под земли
Наши голоса».
Записал я длинный адрес на бумажном лоскутке
Записал я длинный адрес на бумажном лоскутке,Все никак не мог проститься и листок держал в руке.
Свет растекся по брусчастке. На ресницы и на мех,
И на серые перчатки начал падать мокрый снег.
Шел фонарщик, обернулся, возле нас фонарь зажег,
Засвистел фонарь, запнулся, как пастушеский рожок.
И рассыпался неловкий, бестолковый разговор,
Легче пуха, мельче дроби... Десять лет прошло с тех пор.
Даже адрес потерял я, даже имя позабыл
И потом любил другую, ту, что горше всех любил.
А идешь - и капнет с крыши: дом и ниша у ворот,
Белый шар над круглой нишей, и читаешь: кто живет?
Есть особые ворота и особые дома,
Есть особая примета, точно молодость сама.
Музе
Мало мне воздуха, мало мне хлеба,Льды, как сорочку, сорвать бы мне с плеч,
В горло вобрать бы лучистое небо,
Между двумя океанами лечь,
Под ноги лечь у тебя на дороге
Звездной песчинкою в звездный песок,
Чтоб над тобою крылатые боги
Перелетали с цветка на цветок.
Ты бы могла появиться и раньше
И приоткрыть мне твою высоту,
Раньше могли бы твои великанши
Книгу твою развернуть на лету,
Раньше могла бы ты новое имя
Мне подобрать на своем языке,-
Вспыхнуть бы мне под стопами твоими
И навсегда затеряться в песке.
Первые свидания
Свиданий наших каждое мгновеньеМы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» —
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — боже правый! — ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало царь.
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин,- когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Эвридика
У человека телоОдно, как одиночка.
Душе осточертела
Сплошная оболочка
С ушами и глазами
Величиной в пятак
И кожей — шрам на шраме,
Надетой на костяк.
Летит сквозь роговицу
В небесную криницу,
На ледяную спицу,
На птичью колесницу
И слышит сквозь решетку
Живой тюрьмы своей
Лесов и нив трещотку,
Трубу семи морей.
Душе грешно без тела,
Как телу без сорочки, —
Ни помысла, ни дела,
Ни замысла, ни строчки.
Загадка без разгадки:
Кто возвратится вспять,
Сплясав на той площадке,
Где некому плясать?
И снится мне другая
Душа, в другой одежде:
Горит, перебегая
От робости к надежде,
Огнем, как спирт, без тени
Уходит по земле,
На память гроздь сирени
Оставив на столе.
Дитя, беги, не сетуй
Над Эвридикой бедной
И палочкой по свету
Гони свой обруч медный,
Пока хоть в четверть слуха
В ответ на каждый шаг
И весело и сухо
Земля шумит в ушах.
Словарь
Я ветвь меньшая от ствола России,Я плоть ее, и до листвы моей
Доходят жилы влажные, стальные,
Льняные, кровяные, костяные,
Прямые продолжения корней.
Есть высоты властительная тяга,
И потому бессмертен я, пока
Течет по жилам — боль моя и благо —
Ключей подземных ледяная влага,
Все эр и эль святого языка.
Я призван к жизни кровью всех рождений
И всех смертей, я жил во времена,
Когда народа безымянный гений
Немую плоть предметов и явлений
Одушевлял, даруя имена.
Его словарь открыт во всю страницу,
От облаков до глубины земной.
— Разумной речи научить синицу
И лист единый заронить в криницу,
Зеленый, рдяный, ржавый, золотой…
Полина Чечерина (11 В). Одно стихотворение Арсения Тарковского о любви.
Мы помещаем текст доклада ученицы гуманитарного класса на Топалеровских чтениях 2017 года
Арсений Тарковский
Первые свидания
Свиданий наших каждое мгновенье,
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Когда настала ночь , была мне милость
Дарована, алтарные врата
И медленно клонилась нагота,
Мое благословенье: ты спала,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
И - Боже правый! - ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало: царь .
На свете всё преобразилось, даже
Простые вещи - таз, кувшин, - когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось перед нами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
1962
Это стихотворение Арсения Тарковского - не первое стихотворение про любовь, и почти всегда такие стихотворения - только воспоминания о любви, а не описание настоящего счастья, потому что большинство стихов про любовь обращены к уже умершей возлюбленной.
В этом стихотворении Тарковский вспоминает как раз счастливые моменты своих встреч с возлюбленной, когда как в остальных стихотворениях её образ часто возникает только на уровне ассоциаций и не всегда понятных, очевидных связей, образов, возникающих в голове поэта. То он услышит стук её каблуков или вспомнит шелест синего платья, то внезапный дождь заставит его подумать о ней, вспомнить:
Даже на этот пожар за окном.
Верно, ещё рассыпается гравий
Под осторожным её каблуком.
Там, в заоконном тревожном покое,
Вне моего бытия и жилья,
В жёлтом, и синем, и красном - на что ей
Память моя? Что ей память моя?
(«Перед листопадом», 1929 год)
Возлюбленная в стихотворениях Тарковского - не только воспоминание, она часто приходит к поэту в его снах и видениях, которые он описывает как реальные события из своей жизни, возникающие без особенной причины и являющиеся неотъемлемой частью этой жизни:
Стол накрыт на шестерых -
Розы да хрусталь...
А среди гостей моих -
Горе да печаль.
И со мною мой отец,
И со мною брат.
Час проходит. Наконец
У дверей стучат.
Как двенадцать лет назад,
Холодна рука,
И немодные шумят
Синие шелка.
И вино поет из тьмы,
И звенит стекло:
«Как тебя любили мы,
Сколько лет прошло».
Улыбнется мне отец,
Брат нальет вина,
Даст мне руку без колец,
Скажет мне она:
«Каблучки мои в пыли,
Выцвела коса,
И звучат из-под земли
Наши голоса».
Это стихотворение 1940 года, в котором возлюбленная вместе с другими умершими людьми приходит к поэту из-под земли, из могилы, и не понятно, зовет ли она его к себе или он просто не может отпустить прочь эту женщину, потому что она - источник его творчества и вдохновения.
В «Первых свиданиях» синий цвет появляется в связи с синевой вселенной (ночью, которая усыпила героиню) и с сиренью:
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
Сирень часто встречается в других стихотворениях и словно связывает, напоминает поэту о прошедшей любви:
Сирени вы, сирени,
И как вам не тяжел
Застывший в трудном крене
Альтовый гомон пчел?
Осталось нетерпенье
От юности моей
В горячей вашей пене
И в глубине теней.
1958 год
Пространство стихотворения «Первые свидания» сначала совпадает с пространством дома, а затем выходит за его пределы и расширяется до бесконечности (после пробуждения героини).
Любовь преображает и раскрывает обычные вещи, всё изменяется под её воздействием.
Всё в мире теперь связано с героями, которые и управляют им. Героиня спит на троне, держа в руке хрустальную сферу, в которой и сосредоточен весь мир:
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
Герои теперь - цари, потому что весь мир подчинен им, перед ними расступаются города, небо раскрывается, рыбы и птицы следуют за этой обновляющей волной или силой любви.
В стихотворении появляется вода (Стояла между нами, как на страже, /Слоистая и твердая вода.), которая может обозначать дождь, довольно часто появляющийся у Тарковского:
С утра я тебя дожидался вчера,
Они догадались, что ты не придешь,
Ты помнишь, какая погода была?
Как в праздник! И я выходил без пальто.
Сегодня пришла, и устроили нам
Какой-то особенно пасмурный день,
И дождь, и особенно поздний час,
И капли бегут по холодным ветвям.
Ни словом унять, ни платком утереть…
1941
Пасмурный день и дождь связаны с любовью, встречи в воспоминаниях происходят под дождем. При этом дождь часто сравнивается со слезами. Тарковский довольно часто использует это распространенное в поэзии сравнение:
Ночной дождь (1943):
Как слёзы, капли дождевые
Светились на лице твоём,
А я ещё не знал, какие
Безумства мы переживём.
Я голос твой далёкий слышу,
Друг другу нам нельзя помочь,
И дождь всю ночь стучит о крышу,
Как и тогда стучал всю ночь.
Эти слёзы - дождевые капли - оказываются предвестниками несчастья: «А я ещё не знал, какие/ Безумства мы переживем» .
Загадочные они - те, кто управляет погодой, возможно - судьба.
Твердой вода может быть именно из-за того, что все в мире преображается и изменяется в этой любви. Эта вода может быть метафорой зеркала.
Вообще вода важна для Тарковского и встречается в стихотворениях о любви или о воспоминании об этой любви:
Стучат. Кто там? - Мария. -
Отворишь дверь. - Кто там?
Ответа нет. Живые
Не так приходят к нам,
Их поступь тяжелее,
И руки у живых
Грубее и теплее
Незримых рук твоих.
- Где ты была? - Ответа
Не слышу на вопрос.
Быть может, сон мой - это
Невнятный стук колес
Там, на мосту, за речкой,
Где светится звезда,
И кануло колечко
В криницу навсегда.
Из стихотворения: «Мне в черный день приснится…» 1952 года, в котором мы снова видим, как мертвая возлюбленная приходит к поэту.
Религиозная лексика стихотворений, которые я цитировала, алтарные врага, богоявление и благословение возлюбленной из «Первых свиданий»:
Когда настала ночь , была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,-
говорит о посвящении героев в эту любовь и о её святости. Эта любовь дает героям возможность управлять всем миром.
Но в конце стихотворения все эти идиллические мечты и видения исчезают, ведь за героями уже идет судьба, которая разрушит счастье. Она словно сумасшедший, ведь нельзя никак объяснить, почему это случилось. Весь мир вместе с героями, но судьба им противопоставлена.
То, что судьба идет за героями, связано с зеркалом. Они словно живут с той стороны и не понимают, что произойдет с их жизнью дальше, их волнует больше собственное счастье, чем то, что происходит снаружи: одни на целом свете.
Все события, происходящие в доме, показаны с той стороны зеркального стекла, поэтому всё это, видение и счастье, может быть либо лишь отражением реальной жизни героев, либо обманом, ничего из которого на самом деле не было.
Один человек является для другого зеркалом, помогающим понять жизнь и самого себя. Но в то же время то, что находится за зеркалом, мир другого человека, остаётся загадкой:
Мы отражаем всё и вся
И понимаем с полуслова,
Но только не один другого,
Жизнь, как стекло, в руках неся.
В стихотворении «Первые свидания» эта граница преодолевается, любовь помогает увидеть мир по ту сторону зеркала:
…и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
"Запечатлённое время" - главный труд Андрея Тарковского по теории кино, над которым он работал с середины 60-х до самой кончины в 1986-м. Эта книга стала итогом его размышлений о кинематографе, о собственном творчестве, о профессии и о жизни. Мысли, выраженные на страницах "Запечатлённого времени", Тарковский в течение многих лет формулировал в статьях и интервью, записывал в дневниках, поверял студентам и зрителям на творческих встречах и лекциях.
Изданное и переизданное на многих языках, даже таких редких, как тайский, "Запечатлённое время", наконец, увидит свет и на родном русском. Ниже, с любезного согласия издателя - Международного института имени Андрея Тарковского во Флоренции - впервые публикуется фрагмент главы, посвященной фильму "Жертвоприношение". Эта глава не только и не столько о теоретических основах профессии режиссера, она - о "духовной ответственности" каждого из нас перед обществом и перед самим собой.
________________________________________ _____
"Идея постановки "Жертвоприношения" возникла задолго до замысла "Ностальгии". Первые мысли, заметки, наброски, безумные строчки относятся ко времени, когда я жил ещё в Советском Союзе. Сюжетом должна была стать судьба Александра, смертельно больного человека, который исцелился от своего недуга благодаря ночи, проведённой в постели с ведьмой. С тех давних пор и во время возни со сценарием меня постоянно занимала мысль о равновесии, о жертве, о жертвоприношении: об ян и инь любви и личности. Всё это становилось частью моего существования, а замысел усиливался и напрягался с приобретением на Западе нового житейского опыта. Хотя, должен сказать, мои убеждения здесь ни в коей мере не изменились - они углубились, стали более устойчивыми. Расстояния, пропорции изменились. Создавался план фильма, он то и дело менял форму, но идея, смысл его, я надеюсь, оставались неизменной.
Чем затронула меня тема гармонии, невозможной без жертвы, - двойной зависимости в любви? Взаимной любви? Почему никто не хочет понять, что любовь может быть только обоюдной. Иной существовать не может, и в иной форме это не любовь. Любовь без полной отдачи - не любовь. Это инвалид. Это пока ничего. Меня в первую очередь и прежде всего интересует тот, кто готов пожертвовать и своим положением, и своим именем независимо от того, во имя ли духовных принципов, во имя ли помощи близкому или собственного спасения, или того и другого вместе, приносится эта жертва. Такой шаг предполагает полное противоречие корысти, присущей "нормальной" логике; такой поступок противоречит материалистическому мировоззрению и его законам. Он часто нелеп и непрактичен. И всё же - или именно поэтому - деяние такого человека приносит существенные изменения в судьбы людей и истории. Пространство, в котором он живёт, представляет собой своеобразную, исключительную картину, противоречащую эмпирическим результатам нашего опыта, и в то же время они не менее истинны. Я бы сказал - более. Это постепенно, шаг за шагом вело меня к осуществлению моего желания - снять большой фильм о человеке, зависимом от других и поэтому независимом, свободном и поэтому не свободном от самого главного: любви. И чем отчётливее становилась для меня печать материализма на лице нашей планеты (безотносительно Запад-Восток): чем больше сталкивался я с человеческими страданиями, чем чаще встречал людей, подверженных психозам, свидетельствам их неспособности и неготовности понять, почему жизнь потеряла для них всякую прелесть и ценность, почему им так тесно в этой жизни, - тем непреодолимее становилось моё желание - назвать этот фильм для себя главным. Современный человек стоит на перепутье, перед ним - дилемма: продолжать ли существование слепого потребителя, зависимого от неумолимой поступи новых технологий и дальнейшего накопления материальных ценностей, или искать и найти дорогу к духовной ответственности, которая, в конечном счёте, могла бы стать спасительной реальностью не только для него лично, но и для общества. То есть вернуться к Богу. Сам человек должен разрешить эту проблему, лишь он может найти путь к нормальной духовной жизни. Именно это решение может стать шагом к ответственности перед обществом. Этот шаг и есть жертва, то есть христианское представление о самопожертвовании. Хотя часто кажется, что человек взваливает независимое от себя решение на какие-то "объективные законы", которые всё решают за него. Выскажу предположение, что современный человек в основной своей массе не готов отречься от себя и собственных ценностей ради других людей или во имя Великого, Главного; скорее он готов превратиться в робота. Безусловно, я сознаю, что идея жертвы, евангельской любви к ближнему не пользуется сегодня популярностью и менее чем популярна - никто не требует от нас самопожертвования. Это или "идеалистично", или непрактично. Но в результате прошлого опыта мы видим воочию: потеря индивидуальности в пользу явно выраженного эгоцентризма, превращение человеческих связей в ничего не значащие отношения не только между личностями, но и группами людей, и что страшнее всего, потеря последних спасительных возможностей вернуться к достойной человека духовной жизни. Вместо духовной мы возвеличиваем сегодня материальную жизнь и ее, так называемые, ценности. Для подтверждения мысли о том, насколько мир разложился материализмом, приведу небольшой пример.
От голода несложно избавиться посредством денег. Аналогичный и пошлый марксистский механизм "денег" и "товара" используем мы сегодня, пытаясь спастись от душевных недомоганий. Почувствовав признаки непонятного беспокойства, подавленности или отчаяния, мы немедленно спешим воспользоваться услугами психиатра, а ещё милее сексолога вместо духовника, которые - как нам кажется - облегчают нашу душу, приводят её в нормальное состояние. Успокоенные, мы платим им по таксе. А испытывая потребность в любви, отправляемся в бордель и опять рассчитываемся наличными, хотя для этого и бордель необязателен. Хотя мы все прекрасно знаем, что ни любви, ни душевного спокойствия нельзя приобрести ни за какие деньги.
"Жертвоприношение"
- фильм-притча, где происходят события, смысл которых можно толковать по-разному. Первый вариант сценария носил название "Ведьма" и предполагался, как я уже сказал, как повествование об удивительном исцелении больного раком, узнавшего от своего домашнего врача страшную истину: конец его неизбежен, дни его сочтены. В один из этих дней раздаётся звонок. Александр открывает дверь и видит на пороге предсказателя - это прообраз Отто в фильме, который передаёт Александру странное, если не абсурдное послание: отправиться к женщине, носящей репутацию ведьмы и обладающей магическими способностями, и переспать (провести ночь) с ней. Больной считает, что у него нет выхода, подчиняется и познаёт Божью милость исцеления, которое, к своему удивлению, подтверждает и домашний врач. И дальше сюжет должен был развиваться необычно: в одну из ненастных ночей сама ведьма появляется в доме Александра, и он считает за счастье покинуть свой великолепный дом, респектабельное положение, и в старом пальто уходит вместе с ней...
Все вместе взятые события должны были представлять не только притчу о жертвенности, но и историю физического спасения человека, то есть - и я надеюсь на это, - Александр будет спасён, он, как и герой законченного в 1985 году в Швеции фильма, исцелится в более значительном смысле этого слова; это не только избавление от смертельной болезни, но это духовное возрождение, выраженное в образе женщины (моё выделение- НХ).
Примечательно, что во время создания характеров, а точнее во время написания первого варианта сценария, все персонажи обрисовывались чётко, действия становились конкретнее, структурнее, независимо от обстоятельств, в которых я находился. Этот процесс стал самостоятельным, он вошёл в мою жизнь, стал влиять на неё. Более того, ещё во время съёмок первого зарубежного фильма ("Ностальгия") меня не покидало чувство, что "Ностальгия" оказывает влияние на мою жизнь. Если исходить из сценария, то Горчаков приехал в Италию лишь на время. Но он в фильме умирает. Другими словами, он не возвращается в Россию не потому, что не желает этого, а потому, что решение выносит Судьба. Я тоже не предполагал, что после завершения съёмок останусь в Италии; я, как и Горчаков, подчинён Высшей Воле. Ещё один очень печальный факт, углубивший мои мысли: скончался Анатолий Солоницын, исполнитель главных ролей во всех моих предыдущих картинах, который по моим предположениям должен был играть Горчакова в "Ностальгии" и Александра в "Жертвоприношении". Он умер от болезни, от которой избавился Александр и которая спустя несколько лет настигла меня самого.
Что всё это значит? Я не знаю. Но знаю, что это очень страшно. Но я не сомневаюсь в том, что поэтическая картина станет конкретнее, достижимая истина материализуется, даст себя понять и - хочу я того или нет - сама окажет влияние на мою жизнь."
________________________________
P.S. (мой - НХ)
Вот не удержусь! Любовь как жертвоприношение: какое еще доказательство моей правоты нужно, когда Тарковский, как гений (зрящий в суть) и как мужчина, говорит о любви как о жертве... Совершенный в своих высотах мужской текст (и неважно, воплотилась ли хоть малая толика сказанного Тарковским в его жизни, само сказанное - самоценно) о мужском варианте самоотдачи в любви - жертвенном.
Женская интуиция любви, самоотдачи в любви - иная: не жертва, но служение; не крест, но - непрерывный отклик на нужды любимых; не выбор между-между, но - спонтанное, естественное пребывание в одной единственно возможной для неё действительности поля любви. У Тарковского это выражено в образе женщины-ведьмы, дарующей жизнь, спасающей такою своей любовью...