Проучившись шесть лет в корпусе, Суворин в 1851 поступил в специальные классы Дворянского полка, преобразованные впоследствии в Константиновское военное училище, которое окончил в 1853. В стенах корпуса Суворин познакомился с Иринархом Ивановичем Введенским, преподававшим русскую литературу.

Стать саперным офицером Суворин, однако, не пожелал и по прошению был уволен «в статскую службу с первым чином». Он собирался поступить в Петербургский университет, но боязнь голодной студенческой жизни заставила его возвратиться в родные края, в г. Бобров, куда после смерти отца в 1855 переехала его мать. Выдержав в начале 1856 экзамен на звание учителя истории и географии, он стал преподавателем того самого Бобровского училища, в котором в свое время учился сам. Судя по его аттестату, официально он числился библиотекарем при училище (с 11 января 1857 по 5 мая 1859). Одновременно он служил секретарем бобровского предводителя дворянства В.Я. Тулинова, владельца обширной библиотеки, каталог русским и французским книгам которой составил.

В Боброве Суворин женился и вскоре дебютировал в печати переводом стихотворений Беранже «Роза» и «Клара», опубликованных в петербургском журнале «Ваза» (1858), затем последовал перевод из Шенье в «Московском вестнике» и оригинальные статьи в «Весельчаке» и «Русском дневнике» .

По совету жены, женщины незаурядной и волевой, в мае 1859 семья перебралась в Воронеж, где Суворин стал преподавать в уездном училище и нашел близкую себе среду. Речь идет о кружке, группировавшемся вокруг литератора и издателя Михаила Федоровича Де-Пуле, в который входили И.С. Никитин, Н.И. Второв, И.А. Придорогин, И.С. Милошевич и др. Особенно близко Суворин сошелся с поэтом Никитиным и почти ежедневно просиживал часами в его книжной лавке. Плодом сотрудничества членов кружка стал альманах «Воронежская беседа на 1861 год», в котором Суворин поместил рассказы «Гарибальди» и «Черничка». Первый из них имел успех у публики, благодаря публичному чтению его артистом Малого театра Провом Садовским.

Де-Пуле через своих московских друзей рекомендовал Суворина издательнице газеты «Русская речь» Елизавете Васильевне Салиас де Турнемир, родной сестре драматурга А.В. Сухово-Кобылина, писавшей под псевдонимом Евгения Тур. Корреспонденции Суворина ей настолько понравились, что она предложила ему место секретаря редакции и «сотрудничество по критической части». («Русская речь» выходила два раза в неделю с января 1861). На переезд в Москву Суворин решился не сразу, его с большим трудом уговорила жена.

Перед самым отъездом в Москву, 25 июля 1861, Суворин получил чин губернского секретаря и, уже живя в Москве, 29 ноября 1861 был уволен от службы по болезни .

Переехав в Москву, Суворин поселился во флигеле небольшого дома издательницы на Большой Садовой близ Сухаревской площади, против дома Ермолова, в том самом флигеле, в котором до него с семьей жил Н.С. Лесков. Неожиданно для себя Суворин оказался в центре литературной жизни второй столицы. Не располагая сколько-нибудь значительными средствами, издательница «Русской речи», используя свои в прошлом тесные связи с Н.И. Надеждиным и И.И. Панаевым, умудрялась принимать весьма широкий круг литераторов. «В маленькой ее квартире можно было постоянно встретить Грановского, Кудрявцева, И.С. Тургенева, В.П. Боткина, А.Д. Галахова и других... И боже мой, как любила она говорить! Это была для нее жизненная потребность, необходимое условие ее существования», - вспоминал один из ближайших ее сотрудников Е.М. Феоктистов» .

Далее (для краткости) можно отметить только следующие эпизоды из биографии будущего издателя: работа, в качестве журналиста, в «Русской речи» (до ее закрытия в начале 1862 года); подготовка изданий для «Общества по распространению полезных книг» и, одновременно с этим, публикаций в различных периодических изданиях демократического направления; переезд (летом 1862 года) в Петербург и сотрудничество в «С.-Петербургских ведомостях» (которое продолжалось 12 лет, с 1863 по 1874) и, одновременно, весьма сложные отношения с III отделением, и, наконец, параллельно с приобретением скандальной журналистской известности, начало собственно издательской деятельности.

Говоря о начальном этапе карьеры Суворина-издателя следует отметить прежде всего его наиболее значительную по дальновидности идею - выпуск общедоступной серии «Дешевая библиотека». Целью этого проекта было издание целого ряда книг русских и зарубежных авторов, cоздававших свои произведения в самые разные периоды истории человечества и связанных между собой только незаурядностью мышления и подлинным литературным талантом.

«Маленькие, карманного формата, книжечки «Дешевой библиотеки» издавались массовым тиражом и стоили не дороже 40 копеек, благодаря чему они нашли дорогу к самым широким читательским кругам. Серия печаталась на приличной бумаге, имела хорошо оформленные обложки.

С 1879 по 1912 г. (год смерти Суворина) вышло в свет около 500 книжек этой серии общим тиражом более 1 млн. экз. .

Перечислять авторов и названия книг, вышедших в этой серии, вряд ли есть смысл. Почти все они издавались в советский период в «Academia», Госиздате, Детгизе, «Художественной литературе», «Науке», как серийно, так и в отдельных изданиях. Но следует отчетливо представлять себе, что выросшие на недорогих, но отобранных со вкусом книгах суворинского издания люди потом переводили Шекспира и Петрарку, Сервантеса и Гюго, Плутарха и Марселя Пруста, На таких книгах выросли Грин, Паустовский, Ильф, Платонов, Булгаков и еще очень многие, произведения которых читали и будут читать в десятках стран мира.

«Иногда Суворину изменяло литературное и издательское чутье, иногда он слишком осторожничал и боялся рисковать. Например, в 1895 г. И.А. Бунин обратился к нему со следующим предложением: «Вас, вероятно, удивит и заставит улыбнуться мое предложение. Имя мое так мало известно, что Вы, может быть, подумаете: «Вот наивный провинциальный юноша!» Но у меня есть слабая надежда и на другое: может быть Вы обратите внимание на мое письмо и захотите оказать мне великую услугу, тем более, что для Вас-то исполнить ее очень легко. И вот с этой слабой надеждой я обращаюсь к Вам с своим предложением, которое, впрочем, более похоже на покорнейшую просьбу: не издадите ли Вы - или книжку моих стихотворений (стр. 125) или книжку моих рассказов (стр. 200), или перевод мой всей (т.е. всех 22 песен) «Песни о Гайавате Лонгфелло...». Предложение начинающего писателя не было принято издателем.

Не решился Суворин и на такой рискованный, c его точки зрения, шаг, как издание полного собрания сочинений А.П. Чехова, что и сделал вместо него А.Ф. Маркс.

Иногда Суворин отказывался печатать произведения, противоречащие его убеждениям (например, пьесу Г. Ибсена «Нора»), или же делал это с большой неохотой (как было, например, c изданием в 1885 г. «Стихотворений» С. Надсона)» .

Но уж если Суворин твердо решал что-то издать, то шел к цели с поразительным упорством. Именно ему удалось «пробить» путь к читателю для такой книги как «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Радищева (без купюр). Это издание было библиофильским (Суворину запретили печатать более 100 экз. книги). Тем не менее он был первым, кто переиздал полный текст «Путешествия» после запрета Екатерины II. (1790 г.).

В расчете на библиофилов были изданы также «Наш век» О. Лейкснера (1881-1884) и «Иллюстрированная история Екатерины II» А.Г. Брикнера (1883).

«Как всякий библиофил, Суворин хорошо понимал общекультурную значимость библиографических трудов. Еще в 1879 г., в самом начале своей издательской деятельности, он вознамерился выпускать ежегодники «Русская библиография». Вышел, правда, лишь один том, за 1878 г. Состоял он из двух выпусков; в первом были зарегистрированы вышедшие в стране книги, с указанием рецензий, помещенных в газетах и журналах. Второй состоял из систематического указателя журнальных статей за 1878 г. и очерка книгопечатного дела в России» .

В этот же период Суворин выпускает ряд ценных книг по различным отраслям знаний, хотя как и в более ранние годы, среди них преобладают издания гуманитарной тематики: «Литературная деятельность Тургенева» В.П. Буренина (1884), «Старый Петербург» М.И. Пыляева (1887), «Анненков и его друзья. Литературные воспоминания и переписка 1835-1885» (1892), «Литературные встречи и знакомства» А.П. Милюкова (1890), «Разговоры Гете, собранные Эккерманом» (ч. 1-2, 1891); «Опыт библиографического указателя печатных материалов для генеалогии русского дворянства» Ф.А. Бычкова (1885), «Обзор жизни и трудов покойных русских писателей» Д.Д. Языкова (вып. 1-2, 1885-1889), «Письма А.П. Бородина» (1887), «Книжное дело и периодические издания в России в 1890-1891 г.г.» Л.Н. Павленкова (1891-1892) и другие...беллетристические, историко-литературные и книговедческие материалы.

«Суворин более, чем какой-либо другой издатель второй половины XIX века, выпустил так называемых «роскошных изданий». Причем далеко не всегда такого рода оформление вызывалось характером издания. «Наше осуждение суворинско-марксовской книги 90-900-х годов, - писал А.А. Сидоров, - основано именно на том, что художники изданий были бесспорно (!?) не очень глубокими иллюстраторами-сопроводителями текста и не очень тактичными участниками книжной композиции». Такого же мнения придерживался и А.Н. Бенуа, характеризуя оформление книги Н.К. Шильдера «Император Александр I», которую он назвал «образцом солидного «казенного» издания, лишенного печати творческого индивидуального вкуса, хотя ее оформление и не было лишено некоторых качеств художественного издания...».

Гораздо большую ценность имеют изданные Сувориным описания художественных музеев: «Картины императорского Эрмитажа в С.-Петербурге» А.И. Сомова, «Картины Лондонской Национальной галереи» А. Истлека, «Дрезденская картинная галерея» Г. Люке, книга М. Розеса «Антони Ван-Дейк».

Выпускались в виде роскошных изданий произведения художественной литературы, в частности - «Бахчисарайский фонтан» Пушкина. И откровенно пропагандистские издания. Так, например, два первых выпуска «Русской портретной галереи» («Собрание портретов замечательных русских людей, начиная с XVII столетия, с краткими их биографиями») состоят исключительно из портретов русских царей. Именно это обстоятельство и вызвало восторженную оценку издания на страницах консервативной прессы» .

«... самый главный - коронный сюжет в суворинской практике - это словари и энциклопедии. Как «Дневник» - «каталог мерзостей», так и «ключевой номер суворинского издательского беспрограммья» - справочники, издания, «упорядочивающие хаос русской жизни». Суворин интуитивно всегда искал опору, систему. Неслучайно поэтому открывался каталог суворинского издательства «Русским календарем» (в конце концов не так-то уж и важно, на какой год).

«Русский календарь» - предтеча всех суворинских справочных изданий. Первоначально он мыслился как ежегодник журнального типа, но из-за цензурных условий и технической сложности (Суворин в те годы еще не имел собственной типографии) все свелось к традиционной форме. Однако и до сего дня это издание не потеряло своего значения. В частности, из-за публиковавшихся на его страницах материалов книжной статистики, многие показатели которой учитывались впервые (например, средние тиражи книг, число приостановок периодических изданий и размеры казенных субсидий по каждому из них и т.д.).

Справочники «Весь Петербург» и «Вся Москва» выпускались вплоть до революции. Суворин в этой области издательской деятельности был фактически монополистом.

«Вся Россия» - четвертый и наиболее известный суворинский справочник - абсолютно уникален и не имел предшественников в русской практике. Начал он выходить с 1895 г. тиражом 5 тыс. экз. с таким подзаголовком: «Русская книга промышленности, торговли, сельского хозяйства и администрации, Адрес-календарь Российской империи». Несмотря на огромный объем заключенной в нем информации, справочник вызвал противоречивые оценки. Органическую связь этих изданий со всем суворинским «делом» подчеркивал Розанов, говоря, что они «вытекают из всего его отношения к России, из суммы чувств к России. Ведь тут вовсе не «адреса», а указана, перечислена и переименована вся торговая, промышленная, действенная, вся хозяйственная Россия. А «быть хозяином», дышать «как хозяин» - это суть Суворина» .

Став одним из крупнейших русских издателей, Суворин постоянно «наращивал обороты» собственной книжной торговли и «...как книготорговец, не имел себе равных в России. Открыв в Петербурге в 1878 г. свой первый книжный магазин, он затем развернул его отделения в Москве, Харькове, Одессе, Саратове, Ростове-на-Дону.

С середины 1880-х гг. он получил монопольное право на торговлю издательской продукцией (газетами, журналами и дешевыми книгами) на железных дорогах и пристанях, на Кавказских и Старорусских минеральных водах.

Магазин Суворина в Петербурге помещался на Невском (сначала в доме 40, затем в домах 60 и 38), в Москве - на Никольской улице, позднее - на Неглинной. В них был универсальный подбор книг, в том числе и принятых на комиссию чужих изданий. За 25 лет - с 1878 по 1903 г. - продажа книг выросла в 8 с лишним раз, а общая стоимость проданных за эти гогды изданий превысила 6 млн. руб. Интересен рассказ современника о распродаже десятитомного издания «Сочинений А.С. Пушкина, опубликованного Сувориным в серии «Дешевая библиотека» к 50-летию со дня гибели поэта.

«Еще до открытия магазина стояла толпа, как стояла до того только у театральных касс в дни чрезвычайных представлений. Магазин был битком набит, была давка и смятение. Приказчики и артельщики сбились с ног: некоторые из публики влезли на столы, забирались за прилавки, сами хватали сдачу. К 11 часам магазин представлял картину разрушения. В углах, за прилавками были беспорядочно нагромождены груды разорванных, запачканных, истоптанных ногами различных книг, которые не успели вовремя прибрать с прилавка, разбита мебель и повержена на пол, конторка с кассой опрокинута, конторские книги измяты и растоптаны. Слова убеждений не действовали. К этому часу г.оберполицмейстер прислал полицию; магазин был закрыт и публику стали пускать в очередь. Покупатели входили с заранее зажатыми в кулаке деньгами. Их прямо сдавали в карманы артельщиков, брали, что нужно, и уходили, пробираясь через толпу... В двенадцатом часу дня все 6000 экз., приготовленные на этот день, были проданы... В Петербурге и других местах в один день продано одного этого издания до 10000 экземпляров. Такого факта не было еще никогда с самого начала русской книжной торговли». «На следующий день, - пишет Е.А. Динерштейн, - было продано еще 10000 экз.» .

Однако, «... еще современники отмечали, что коммерческое дело Суворина не имело определенной системы и держалось исключительно энергией его основателя. Издательство и книжная торговля не были разделены в финансовом отношении и всецело зависели от газеты «Новое время». Суворин не всегда проявлял нужную гибкость во взаимных расчетах, и его политика торговых скидок нередко вызывала осуждение других книгопродавцев».

"Один из известнейших русских книжников - Н.Г. Овсянников назвал как-то первого издателя "Книжного вестника" Н.А. Сеньковского и подобных ему деятелей "импровизированными книгопродавцами". Используя это выражение, Суворина с полным основанием можно назвать импровизированным издателем, поскольку в его деятельности профессионализм самым тесным образом сочетался с откровенным дилетантизмом.

(Подобно любому дилетанту, он делал только то, что его в данный момент занимало).

"Ошибочно также предполагать, что в изданиях играли роль цели образовательные, народной пользы или, так сказать, моральные, - писал хорошо знавший внутреннюю кухню фирмы Н.В. Снессарёв. - Разве только один старик Суворин, до известной степени, этими целями руководился. Дело обстояло гораздо проще. Имел автор издания протекцию у лиц, близких к старику, или нет? Если да - издание принималось и выпускалось. Нет - нечего было и пробовать".

Снессарёв считал, что не менее трёх четвертей книг, занимающих полки книжных складов фирмы, никакой, кроме макулатурной, ценности не представляли".[Е. А. Динерштейн. "А.С. Суворин. Человек, сделавший карьеру". М., "РОССПЭН", 1998, с. 168].

Действительно, в разные периоды его издательской деятельности "дилетанта" Алексея Сергеевича занимали разные вопросы, в том числе и весьма щекотливые. Е.А. Динерштейн подробно описывает значительные изменения в политических симпатиях Суворина, которые произошли в связи с бурными событиями 1905 года. Динерштейн пишет следующее:

"...отблеск пылающих усадеб заставил Суворина, отбросив всяческий флёр, провозгласить свой контрлозунг: "Собственники, соединяйтесь, хотя не всех стран, а одной Великороссии. Не верьте, что революция неодолима!" Обращаясь к правящему классу, он призывал к решительным действиям: "Где вы, спокойное и разумное общество, вы, собственники, вы домовладельцы, купцы, фабриканты, рантьеры, буржуазия... Вы сидите у моря и ждёте погоды? Вы заложили свои имения, продали русские бумаги и купили иностранные, вы бежите или собираетесь бежать из родины, которую терзает революция".

Понимая, что "верхний" слой немногочислен и не дееспособен без опоры на мелкого собственника, он предлагал создать мощную крестьянскую партию, способную задать тон в будущем законодательном или законосовещательном органе, ибо "русского национального начала, национальной крепости больше всего в крестьянстве, и меньше всего этого национального начала будет в Учредительном собрании, которое должно перевернуть всё вверх дном и перевернёт, если партии мирной революции не поспешат соединиться и укрепиться". Он даже придумал для новой партии весьма красноречивое название: "национально-демократическая" и заявил, что в случае её создания готов принять в её деятельности активное участие. Когда же стала ясна химеричность его проекта, предложил создать тайную организацию, наподобие масонской ложи, для борьбы с революционным движением. Впрочем, у него хватило смелости заметить по этому поводу: "Плохо, если для защиты государственного строя в стране должно образовываться тайное общество: это значило бы, что явно его уже становится трудно защищать".

Невольно возникает вопрос, почему Суворин, считавший себя "истинно русским" человеком, в таком случае не вступил в "Союз русского народа", хотя поддерживал его морально и материально? Сам он отвечал на этот вопрос таким образом: "К этому Союзу я никогда не относился враждебно и не раз защищал его от нападок той оппозиции, которая готова была обвинять его даже в преступлениях. Но никто и никогда не заставит меня признать этот "Союз русского народа" за какой-то фундамент, на котором должна стоять Россия". Разделяя идеи, пропагандируемые этим Союзом, он находил его действия крайними и неприемлемыми, доходящими до нелепости, дающими "пищу врагам для насмешек, глумления и вражды к самим идеям".

Как всегда, Суворин многого не договаривал. На самом деле он оказывал черносотенцам и прямую материальную помощь, но тайно, не желая публично связывать с ними своё имя. Когда их орган - газета "Знамя" очутилась в тяжёлом финансовом положении, то Суворин открыл её редактору П.А. Крушевану кредит в 3 тыс. руб. "без каких бы то ни было обеспечений", причём деньги были выданы из конторы "Нового времени". В типографии "Нового времени" печатались листовки и воззвания черносотенцев, а в книжных магазинах фирмы продавались их издания. Не удивительно, что среди тех, кто считал Суворина своим единомышленником, оказался и бывший ксендз Ипполит Иосиф Лютостанский, лишённый сана за откровенно антисемитские выступления. "От основания вашей газеты "Новое время" я нахожусь постоянным поклонником и почитателем газеты и ваших патриотических писем" - писал он, поздравляя Суворина с очередным юбилеем.

Здесь, пожалуй, следует сказать несколько слов об отношении газеты и её владельца к прочим партиям, игравшим активную роль в событиях Первой русской революции. "Я никогда не был ненавистником каких-нибудь партий, исключая тех, которые действуют бомбами, убийствами и грабительством", заявил Суворин в одном из "Маленьких писем". Но из дальнейшего изложения вытекало, что он противостоял всем оппозиционным партиям. С кадетами он "резко расходился в понятиях о национализме и равноправности народностей" и считал их "селадонами революции". Все социалистические партии представлялись ему на одно лицо - кучкой авантюристов, а то и проходимцев".

Но, пожалуй, ни в чём газета не была так последовательна, как в освещении национального вопроса. Все её противники от кадетов до В.И. Ленина характеризовали "Новое время" как главный орган "великорусского национализма" [Е. А. Динерштейн. "А.С. Суворин. Человек, сделавший карьеру". М., "РОССПЭН", 1998, с. 88-90].

Этой цитатой мы и закончим описание общественной деятельности А.С. Суворина. Слишком обширная и многоплановая тема. Попытка краткого изложения биографии такой личности - дело неблагодарное. Будем говорить только о книгах, изданных его типографией, точнее о тех из них, которые до сих пор ищут в магазинах и приобретают на аукционах.

"Точное число выпущенных суворинским издательством книг неизвестно. Г.И. Поршнев считал, что за 40 лет его работы было издано примерно 1600 названий общим тиражом 6,5 млн. экз. По его мнению, в особую заслугу Суворину следовало поставить переиздание "Путешествия из Петербурга в Москву" Радищева, "Опыт Российской библиографии В.С. Сопикова, выпуск ряда роскошных изданий и "Дешовой библиотеки". Последняя, по его словам, представляет значительный интерес как одна из серьёзных попыток "демократизации книги". В то же время он считал, что у Суворина "всё коммерческое дело организационно было построено наспех, без всякой системы и держалось только энергией его основателя".

Примерно в том же духе оценивал издательскую деятельность Суворина его сын Алексей Алексеевич, ещё в начале 90-х годов писавший отцу: "Я не поклонник издательства, которое тобою ведётся, именно потому, что ты гонишь сразу по огромной массе изданий. Конечно, лучше так, чем никак, уже и потому, что изданий требуют сами магазины наши, но я возрожу одно: всё так, только, это слишком походит на твою библиотеку. У тебя есть книги, но нет библиотеки; у тебя есть издания и демократический литературный дух в них, но нет издательства, кроме "Дешевой библиотеки" и роскошных изданий" [Е. А. Динерштейн. "А.С. Суворин. Человек, сделавший карьеру". М., "РОССПЭН", 1998, с. 135-136].

Обойдя вниманием "Дешёвую библиотеку", перейдём сразу к "библиофильским" изданиям: "В ряду так называемых библиофильских изданий Суворина наиболее ценно "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева. Впрочем, приступая к его изданию, он преследовал далеко идущие цели, отрюдь не рассчитывая только на признание узкого круга книголюбов. По его мнению, потеряв "своё политическое значение", сочинение Радищева сохраняло, однако, "большой историко-литературный интерес". В 1858 году Герцен издал "Путешествие" в Лондоне, в России оно оставалось под запретом ещё 10 лет вплоть до 1868 г. Но и после того, как был снят формальный запрет, цензура всячески препятствовала обнародованию книги Радищева. Суворин первым в России полностью воспроизвёл и распространил (не продал, а именно распространил заранее определённому кругу покупателей 99 экз. этой книги (20 из них были посланы бесплатно). Вся выручка от издания - 1312 руб. - была передана издателем 17 ноября 1888 г. в фонд Радищевского музея.

Собственного экземпляра прижизненного издания "Путешествия" Суворин в то время не имел, хотя и собрал прекрасную библиотеку русских потаённых изданий. Желая в точности воспроизвести "Путешествие" (что и было им выполнено), он, приступая к изданию, взял заимообразно у одного коллекционера (П.В. Щапова) прижизненное издание и, не предупредив никого о его величайшей ценности, передал в типографию.

Для облегчения набора типографские рабочие расшили книжку и изрядно её перепачкали. Необходимо было заменить щаповский экземпляр. Суворин попросил Богданова и Зандрока - людей, связанных с книготорговым миром, срочно, но за умеренную цену, приобрести прижизненное издание "Путешествия" Радищева. Недооценив ситуацию, он не разрешил платить свыше 300 рублей. Книгопродавец-антиквар П.П. Шибанов запросил 450 рублей. Богданов вынужден был отказаться. Со своей стороны, он предложил коллекционеру И.М. Остроглазову 200 рублей за прижизненное издание Радищева и экземпляр суворинского издания. Остроглазов, несколько подумав, всё же отказал в просьбе. Тогда Богданов предложил третьему из известных ему владельцев "Путешествия" Ф.Ф. Мазурину на 50 рублей больше, и тот не принял его условий. Когда же Суворин согласился приобрести шибановский экземпляр, то оказалось, что он уже был продан. Тогда Суворин поместил в газете объявление о своём согласии купить книу за 1500 руб. Предложенный за эту сумму единственный экземпляр оказался дефектным.

После долгих мытарств судьба, наконец, улыбнулась Суворину. В.М. Юзефович уступил ему свой экземпляр "Путешествия" всего лишь за 180 рублей, взяв с него ровно столько, сколько в своё время он сам за него заплатил. Экземпляр срочно был доставлен Щапову, однако он оказался в несколько худшем состоянии, чем прежний. Щапов, остро воспринявший случившееся, не пережил этого и вскоре умер.

В 1906 году Суворин ещё раз переиздал "Путешествие", но к этому времени оно уже свободно обращалось на книжном рынке [Там же, с. 157-158].

Как всякий библиофил, Суворин хорошо понимал общекультурную значимость библиографических трудов. Ещё в 1879 году, в самом начале своей издательской деятельности, он вознамерился выпускать ежегодники "Русская библиография". Вышел, правда, лишь один том, за 1878 год. Состоял он из двух выпусков; в первом были зарегистрированы вышедшие в стране книги, с указанием рецензий, помещённых в газетах и журналах. Второй состоял из систематического указателя журнальных статей за 1878 г. и очерка книгопечатного дела в России. Изданы выпуски были тиражом 1 тыс. экз. и стоили сравнительно дёшево - по 1 руб. 50 коп. Как всякое не получившее завершения начинание, ежегодник, составленный А.С. Голубевым и Н.П. Собко, не оказал никакого влияния на развитие русской библиографии [Там же, с. 156-157].

Пожалуй, наиболее важным...является переиздание труда В.С. Сопикова "Опыт российской библиографии", выпущенное под редакцией, с примечаниями и дополнениями В.Н. Рогожина (5 томов, цена 15 руб.). Рогожиным же были составлены и вспомогательные указатели к "Опыту" [Там же, с. 156].

Суворин более, чем какой-либо другой издатель второй половины XIX века, выпустил так называемых "роскошных изданий". Причём далеко не всегда такого рода оформление вызывалось характером издания. "Наше осуждение суворинско-марксовской книги 1890 - 1900 годов, - писал А.А. Сидоров, - основано именно на том, что художники изданий были бесспорно (!?) не очень глубокими иллюстраторами-сопроводителями текста и не очень тактичными участниками книжной композиции". Такого же мнения придерживался и А.Н. Бенуа, характеризуя оформление книги Н.К. Шильдера "Император Александр I", которую он назвал "образцом солидного "казённого" издания, лишённого печати творческого индивидуального вкуса, хотя её оформление и не было лишено некоторых качеств художественного издания".

Менее строго судили об этих книгах читатели. Даже в наши дни можно встретить высокую их оценку. ...Отличались суворинские издания чистотой набора, строгостью шрифтов, рациональной ёмкостью полос и т.п. Но для новых изданий в графическом искусстве двери типографии в Эртелевом переулке были закрыты.

Вряд ли целесообразно перечислять все "роскошные" издания, выпущенные Сувориным. Достаточно назвать лишь наиболее известные из них: двухтомное исследование О. Лейкснера "Наш век", выходившее с 1881 по 1884 г. двухтомные "Иллюстрированную историю Петра Великого" и "Иллюстрированную историю Екатерины II А.Г. Брикнера (1882 и 1883 гг.), "Эллада и Рим. Культурная история классической древности" Я. Фольке. "Старая Москва" и "Старый Петербург" М.И. Пыляева (последние, правда трудно назвать исследованиями, это скорее сборники анекдотов из жизни вельмож и богачей, рассказы об их чудачествах, происшествиях и т.п.)[Там же, с. 159-160].